Колька сплюнул в костер, Яшка посулил ему чирей на язык.

– За собой следи, – посоветовал Пожарский, – а ты свистишь.

– Век воли не видать, – заверил Пельмень, – что, я ее не видел, что ли?

– И что же, приняла хабарец и расплатилась? – недоверчиво уточнил Колька.

– Ну.

– И много дала?

– Как и столковывались – по два червонца.

– Вот дрянь, – пробормотал Колька, снова сплюнул и выругался.

– Ты чего? – удивился Андрюха.

– Да ничего. Пока бабы ей последние тряпки собирают, она деньгами сорит. Крыса.

– Слышь, так это не ее наверняка, что ей батя сказал, то и сделала…

– Батя? – удивился Колька. – Какой такой батя?

– Ну, старик, который нас нанял, батя ее, – объяснил Яшка, – он так и сказал: «Я приму или дочка моя, она завсегда дома».

Подумав, Колька решил, что возможно и такое: что сказали этой слабоумной, то она и сделала. Про то, что у Натальи есть папаша, он не знал, но, с другой стороны, что она ему, метрику должна показывать?

В это время пацаны сцепились не на шутку, и Колька, потеряв терпение, раздал им по начальственному тычку, нецензурно пригрозив выдворением из своего рая.

Пельменя послал раков ловить, Яшку засадил чистить рыбу на уху. После того, как притихший, но всем недовольный Андрюха явился с котелком усатых пучеглазых тварей, Анчутка, выругавшись, свалил на другой край острова, – решил-таки сплавать до соседей. А чего? Отдыхать так отдыхать, а это предполагает общение и визиты. Ну и любопытство никто не отменял. 32

На том берегу было весело и оживленно. Василий и двое его друзей уже разбили лагерь, поставили две палатки, оборудовали кострище. Теперь они стояли и о чем-то горячо спорили, тыча пальцами в какую-то бумажку, да так увлеченно, что не сразу заметили гостя. Но, заметив, встретили как родного.

– А, сосед, здорово! – поприветствовал Василий.

– Это чего у тебя? – спросил парень в тельняшке и подвернутых штанах из чертовой кожи.

– Раки.

– Ух ты. Жаль, пива нет. У тебя нет? – уточнил Василий.

Колька развел руками.

– Ну и к лучшему. Пить вредно. К тому же начальство обещалось скоро быть.

– Сейчас мы их и так разъясним, – подал голос парень в тельняшке и протянул руку:

– Саша.

Третий кивнул, поздоровался, отрекомендовался Гогой и отошел в сторону. Был он на вид старше других, с сильными залысинами и куда более серьезный.

– Подсаживайся к нашему столику. Воскресенье – не дело работать, – пригласил Василий.

Колька, изображая из себя любопытствующего лоха, вертел головой, хлопал честными глазами, не боясь особо переборщить. Интересные эти ребята были, но видно, открытые и бесхитростные.

Василий, быстрый и ловкий, сыпал словами, как из дырявого мешка, поспевая одновременно хозяйничать: раздувал костер, пристраивал котелок, откуда-то извлек огурцы, квас, подсунул гостю ломоть хлеба с салом: «Жри да рожу пачкай».

Саша снял пробу с кипящей воды, поцокал неодобрительно, принес и всыпал в котелок какие-то травки из газетных кульков, потом повалился брюхом кверху, жуя травинку.

Гога просто сидел, курил и что-то выстругивал, оттопыривая толстые губы, и вроде не смотрел в Колькину сторону, но тот почему-то шкурой ощущал взгляд его внимательных карих глаз – быстрых, как жуки.

– Что тут, карьер рыть будете? – простодушно спросил Колька.

Василий замахал руками:

– Что ты, что ты. Мы же археологи. Мы тут будем ценности искать, исторические. Тут, друг ты мой, что б ты знал, городище целое, по всему видать, одно из самых ранних славянских в этих краях. Вон, видишь камушки? – он указал на полосу развалившегося кирпича, выступающую из поросли и высокой травы.

Колька кивнул: «А вот и вход в нору ихнюю. Ступеньки вниз и плита. Интересно, пожитки их там или уже растащили? Замаскировано-то как, сразу и не догадаешься. Наверное, не нашли еще».

– Это, сударь ты мой, древняя церковь, аж семнадцатый век! Видишь, на яичных желтках кладка, пережила и Ивана Грозного, и Смутное время, а перед фугасками сплоховала. Добили. Надо, понимаешь, все раскопать, подсобрать, описать – работы полно!

– Хорош парня заговаривать, – вмешался Гога, откладывая свою строганину, – Сашок, раки небось готовы.

Принялись пировать, запивая харч богов квасом. При этом Василий продолжал разговоры, умудряясь одновременно и жевать, и раздавать ценные указания товарищам, и щедро делиться историями из жизни – своей и различных исторических персонажей. Потом вдруг ни с того ни с сего спросил, где тут кино и танцы.

Выслушав ответ, пробормотал:

– Далековато, – и снова пустился в разговоры.

Сашу интересовали магазины и цистерны с пивом. Он тоже пожалел, что далеко, не набегаешься и гонца не пошлешь.

Гога сделал вид, что вежливо приподнимает задницу:

– Начальство.

Колька глянул в сторону кладбищенской аллеи. По ней с беспечным видом, посвистывая – шляпа набекрень, – шагал профессор Князев.

Кольку он узнал, сердечно поприветствовал, поинтересовался, какими судьбами.

– Рыбалка, – мечтательно протянул профессор, – это что-то из прекрасного далекого детства. Это вы со своего острова в таком неформальном виде? Не мерзнете?

– Не.

Профессор кивнул, извинился и, подозвав Гогу, отошел с ним в сторону. Было видно, как они совещаются: Князев указывает на точки, потом, наломав палочек, принялся втыкать их в землю в каком-то порядке, Гога, серьезно глядя на эти вешки, кивал. Потом к ним присоединился Саша, излагая какие-то свои соображения, чертя что-то на траве носком сандалии.

Раки закончились, котелок Василий тщательно вымыл, Колька принялся раскланиваться.

Его окликнул профессор:

– Николай! Тут народ волнуется: до магазина далеко.

– Не близко, – согласился Колька.

– Нет ли у вас каких-нибудь надежных ребят на подручные работы? Кормить обещаем, кое-что и заплатить можем.

Он пообещал выяснить и отбыл обратно на остров.

Услышав о предложении археологов, Яшка немедленно руками замахал:

– Ни-ни! Ни за какие пироги! Щас прямо… ты уж совсем!

Пельмень молчал и возмущался, но не так активно. Было видно, что ему тоже не улыбается возвращаться на то место, но при этом он соображает, где они будут ночевать, оставшись без пожитков и без сапог.

Колька пожал плечами, мол, была бы честь предложена.

– Хотите – сидите тут. Оставлю вам спички, плащ-палатку, недоеденные продукты, котелок, хотите – удочкой пожертвую. Робинзонствуйте.