— Конечно, я помню! — быстро заверяю я. — Так тетя Анжела тоже приехала?

— Ага. У нее здесь срочные дела, ну и я увязалась, не дотерпела до летних каникул. — Ви отвлекается на подошедшую официантку и делает заказ — раскрывает последнюю страницу меню, указывает пальцем на алкогольные коктейли и, захлопнув папку, пронзает меня горящим взглядом. — Я соскучилась, Солнышко. Ты даже не представляешь, насколько сильно!

— Я тоже… — Глаза бегают, плечи ссутулены, мерзкий ком вины перекрыл кислород и почти лишил меня дара речи.

Мы молчим. На столик один за другим опускаются два высоких стакана с торчащими из них трубочками и бумажными желтыми зонтиками.

— Солнышко, прости меня! — Ви отхлебывает жидкость ядовито-голубого цвета. — За то, что я написала тебе такое, за то, что исчезла, но… Пойми: я уехала за новой жизнью — мне нужны были новые увлечения и друзья, иначе я бы просто, ну… ты знаешь.

Я вздрагиваю, хватаю свой стакан, но не решаюсь сделать ни глотка светящегося неоном яда. Буквально на второй день нашей дружбы Ви с откровенностью, граничащей с безумием, спокойно рассказывала мне о своем способе протестовать против родительского развода: «Мама и отец слишком мирно расстались. Как же меня это бесит, Солнышко! Они не спросили моего мнения, просто разошлись, будто меня вообще не существует… Холодные и равнодушные придурки! Мне хотелось вытрясти из них душу! Но они не замечали. И тогда я вытащила из аптечки упаковку снотворного — если заинтересует, скажу название… И выпила. Всю пачку. Я теперь на учете в психушке. Серьезно. Привет! Я псих! — Она нервно рассмеялась. — Из-за этого меня гнобят в школе. Из-за этого меня никогда не примут на серьезную работу, не выдадут водительских прав. Я чуть не умерла, а они все равно развелись…»

— Сначала все шло хорошо. — Уже настоящая, реальная Ви горько улыбается. — Мне понравился город, папина квартира и универ. Мы сразу сдружились с соседской девочкой: много тусовались, гуляли, отрывались в клубах, ее брат возил нас на шикарном авто.

В этом вся Ви — любит атрибуты богатой и красивой жизни. На них она легко променяла меня и Че.

— А что с папой?

Ви откидывается на металлическую спинку стула.

— С папой все плохо. Он как всегда пытается сохранить хорошую мину при плохой игре: представляешь, пообещал мне машину и даже не помнит, что я не смогу ее водить! Он фальшивый, а я интуитивно это чувствую. Новая подруга тоже фальшивила, как и ее брат, конченый урод… Правда, я признала это поздно, когда те двое ржали надо мной. Они просто поспорили, как быстро я пересплю с этим скотом.

В темном кафе испуганно моргают белые огоньки гирлянд, из колонок под потолком льется музыка и позывные популярной радиостанции, звенит посуда, шумят голоса… Решаюсь посмотреть на Ви — бледная кожа, огромные темные глаза, вечно готовые пролиться слезы. И жалость огромной волной разрывает душу — рефлекс жертвовать собой и своими интересами ради нее никуда не делся: она так страдала… И пока еще не знает, что я тоже вонзила ей нож в спину.

— Да ты что, Ви… Как же так? — От омерзения к себе я прокусываю губу до крови, Ви тянется к пачке, чиркнув блестящей зажигалкой, прикуривает длинную тонкую сигарету и выдыхает в потолок дым:

— А вот так. Я просто дура. Именно в этот момент и от тебя пришло странное глумливое сообщение. Я не сдержалась — ответила резко. Я тогда никуда не выходила из дома, почти перестала есть, удалилась из соцсетей. Мне очень не хватало тебя и Артемки. Не хватало так, что ехала крыша. Я ведь и в те новые отношения ударилась, чтобы быстрее его забыть. Не прокатило: таких, как он, больше нет. Никто больше не способен настолько влезть в мою голову, перетряхнуть все мысли и навести в ней порядок. Только он!

Я задыхаюсь, руки снова дрожат. Хватаю бокал, щедро глотаю сладко-горький коктейль с химическим привкусом. С алкоголем по телу разливается понимание и смирение. Я не смогу пойти против Ви, пора вернуть чужую сказку ее законной владелице.

— Почему ты так плохо отзывалась о нем в последнем сообщении? Чем же он провинился? — едва не плачу я.

— Ну… Он меня обманывал.

— Что?

— Он говорил, что идет домой, а сам шел в студенческую общагу. Одноклассницы, сучки, много раз видели, как он туда заходил и, конечно, докладывали мне.

— Да брось, это же ни о чем не говорит… — От испуга и сменившего его резкого облегчения перед взором расползаются серые мушки.

— Ни о чем? — перебивает Ви, во взгляде мечется боль. — У него были от меня тайны, Солнышко, это хреново! Че — богемный мальчик, его бабушка была вхожа в самые влиятельные круги города. Я не говорила тебе, потому что мне было стыдно, но… есть одна девочка. Непростая девочка — живет на два города, ее мама и папа ворочают такими деньгами, что моим родителям даже не снились. Она может позволить себе все, что захочет. Че слишком часто говорил о ней. Меня это бесило. Бесило их дурацкое опасное занятие, бесили его друзья. Я поставила Артему ультиматум, сделала все, чтобы оградить его от них, избавить от перспективы тупо разбиться, сорвавшись с крыши.

Ви тушит сигарету и торжественно расправляет плечи, на бледных щеках проступают красные пятна.

— Не изменял он тебе, ты ошибаешься, Ви! — шумно выдыхаю я и тру виски в бессознательном жесте, заимствованном у Че. — То есть мне кажется, что ты ошибаешься. Ты должна была с ним поговорить! Ты должна была ему доверять!

— Запомни: он всегда рассказывает только часть правды, только то, что считает нужным. А дальше — глухо. Ти-ши-на… — Ви смеется. — Неважно. Не эта мажорка стала причиной нашего расставания. Хотя… отчасти и она тоже. Я влезла в его телефон и прочла переписку.

Залпом осушаю бокал, светлый ангел, прикуривающий новую сигарету, размывается, из его розового рта вместе с дымом к потолку улетают слова:

— Все его окружение понимает, насколько он талантливый мальчик. Умный, добрый и не по годам мудрый — он иногда здорово пугал меня своей проницательностью. Ему просто тесно в этом убогом городишке, он создан для другой жизни! Он звезда. Кстати, хорошее радио здесь играет… — Я киваю: не страшно, пусть Ви думает, что я соглашаюсь с ее мнением о музыке в кафе. На самом деле я готова подписаться под каждым ее словом о парне, которого люблю. — Ты, конечно, не в курсе, но с первого января закрывается его программа, он остается без работы. — Ви ставит пустой стакан на столик, речь ее становится невнятной. — Он знал об этом давно… Кажется, все, кроме меня, знали! Свалив в столицу, эта самая Маша стала писать и звонить Темке — ее папочка имеет прямое отношение к радио. Кстати, как раз вот к этой радиостанции! — Ви поднимает палец, указывая на притаившиеся в потолке динамики. — Для Че там есть работа с кучей перспектив и совсем другими деньгами. Судя по всему, Темкина мама тоже хочет, чтобы он уехал, даже готова поддержать материально, а он остался и прозябает здесь. А что его здесь ждет? Правильно. Ничего. Я не желала, чтобы он терял время и ждал моего возвращения. Мне было больно, ты даже не представляешь, насколько больно, но я отпустила его. Он должен был уехать! Но не сделал этого… Ну что за дурак? Он обязан взлететь, добиться успеха. Ты ведь согласна со мной, Солнышко?