Шрифт:
Закладка:
Че в совершенстве играет звездную роль, я уже искренне сомневаюсь в том, что мы знакомы. Киваю, улыбаюсь.
Умираю.
Ви встает ближе. Я благодарна Че за то, что он безукоризненно исполнил мою просьбу — она никогда не узнает, что с этим парнем я дышала свободой с примесью токсичной разноцветной краски, сгорала от любви, выпадала из мира в вечность, где были только мы вдвоем, прошла по краю самой смерти, впервые поняв, что такое доверие… Она никогда не узнает, что у нас была одна душа на двоих, и он ее забрал.
Завязавшаяся между Викой и Артемом беседа на нейтральные темы быстро сходит на нет. Ви беспомощно теребит пуговицу, насмерть сжимает букет, словно он — самое дорогое, что у нее есть, Че ежится от мороза, ждет, о чем дальше пойдет речь. Он смотрит сквозь меня — подчеркнуто холоден, вежлив и отстранен: не подступиться. Я задыхаюсь, ноги не держат. Мороз крепчает, звереет, сует за шиворот мертвые пальцы. Мой любимый рядом, но он не может меня согреть.
План Ви летит ко всем чертям — разговор об учебе и погоде тоже заходит в тупик, повисает неловкая пауза, нарушаемая лишь ее звонким поддельным смехом. В этот миг разряд тока проходит сквозь сердце и запускает в нем жизнь — чувствую, как рука Че незаметно ловит и сжимает мою руку, горячие пальцы настойчиво переплетаются с почти окоченевшими… Ви продолжает трепаться ни о чем: она сменила тактику, стала милой «бывшей», доброй подругой.
Время над Кошатником остановилось. Прихожу в себя, выворачиваю руку, прячу в карман, борясь с головокружением, отступаю еще на шаг. Глупый веселый рингтон вырывается из сумочки Ви.
— Это мама! Тем, прости, я сейчас… — кокетливо улыбнувшись, Ви, цокая каблуками, быстро сбегает по лесенке и скрывается за высокой стеной.
Че подходит совсем близко, прижимает меня к себе, укрывает от мороза и одиночества в крепких объятиях, и наступает покой. Дрожат коленки, безвольные слезы бегут по щекам и расплываются черными пятнами на его плече.
— Хочешь совпадение? Я тоже замерз и не протяну тут долго! — сообщает он.
— Зачем же ты пришел? Зачем? — реву я.
— Затем, чтобы обо всем ей рассказать, Солнце! И раз уж так совпало, что мы оба здесь, давай честно признаемся прямо сейчас! Согласен, хреново вышло, но ничего уже не изменить! И я не жалею! Может, тогда она думала, что поступает правильно и благородно, но это уже неважно — я просто смотрю на нее и сердце не екает! Она — прошлое, в котором бывало по-всякому. А ты — настоящее, которое может стать будущим.
Выставив вперед ладони, я в ужасе вырываюсь из родного тепла:
— Я жалею, Че! Почему ты не понимаешь: твое будущее — не я! То, что мы сделали, мерзко, и Вика не должна ничего узнать! Еще раз пообещай мне, что будешь держать язык за зубами! Она спасла мне жизнь, а я поклялась всегда быть ее другом. Обещания даются не для того, чтобы их нарушать!
— Солнце. — Че наклоняется ко мне. — Спрошу еще раз: неужели лучшее, что я могу для тебя сделать — уехать отсюда к чертям? Ты станешь счастливой, только если я буду балаболить в микрофон не здесь, а в столице?
— Да! — Смахиваю слезы и упрямо киваю. — Уезжай и будь счастлив. Без меня! Я больше не могу тебя видеть!
Мучительная пауза заполняется звуками чужого праздника. Че отпускает меня, тянет за концы полосатого шарфа, поправляет мою шапку, набрасывает на нее капюшон, усмехается и быстро шепчет:
— Теперь ты хочешь счастья для всех? — Пустота в его глазах пугает. — Но это невозможно — кому-то обязательно будет плохо. Ты боишься сделать больно Вике? Ладно, пусть и дальше живет в счастливом неведении. Для тебя же хэппи-энд не наступит до тех пор, пока ты не избавишься от меня, потому что я — твое неприглядное прошлое. Окей, я уйду. Пусть у тебя тоже все будет хорошо. А все эти красивые слова, родство душ, совпадения… бред полный.
— Вот и я! — Из ниоткуда возникает забытая Ви, и я отшатываюсь в сторону, в свой угол. Могу поклясться, Ви все видела, но тут же убеждаюсь — обзор загородил роскошный букет в ее руках. Испуг уходит, сожаление горькой тяжестью оседает в сердце. Я не поддалась уговорам Че, я поступила верно. Еще чуть-чуть — и гордость придет. Как только притупится шок от сказанных им слов.
— Че, а что с работой? Какие планы на будущее? — Ви находит новую тему для никому не нужной беседы, он улыбается:
— Я уезжаю отсюда.
Мы с Ви одновременно замираем, но дар речи быстро возвращается к подруге:
— Вот как. Все-таки решился. Когда? — Она снимает с моих уст немой вопрос.
— После праздников улажу вопрос с сессией и куплю билет. Не знаю, получится ли перевестись, или придется брать академический, но к февралю меня здесь уже точно не будет. И возвращаться я не планирую. — Че натягивает перчатки и отступает от ограждения.
— Уже уходишь? — Ви беспомощно заглядывает в его лицо.
— Да. Надо бежать. Братья ждут. — Он поворачивается ко мне. — Пока, Таня. Приятно было снова повидаться. Прощай, Ви.
Знакомый силуэт быстро скрывается в темноте, я молча провожаю взглядом рюкзак с цепями и нашивками. Навсегда прощаюсь с любовью, теплом и сказкой. Трещит мороз. Над набережной расцветает праздничный салют.
— Вот так… — Ви часто моргает, ее губы дрожат. — Не вышло. Очень жаль. Твою мать, они желтые!
Она с омерзением отбрасывает букет, и мертвые цветы, шурша оберткой, со вздохом падают на снег. Ви желает как можно быстрее покинуть место своего фиаско, тянет меня за рукав, но я выведена из строя и вряд ли вынесу взгляд тети Анжелы, атмосферу чистоты и стерильности квартиры номер тринадцать. Мне хочется в родную стихию, пусть даже в ней убого и грязно.
— Ви, мне нужно кое-кого поздравить! — извиняюсь я, осторожно высвобождая запястье из ее захвата.
— В такой момент? Ну и вали! — В черных глазах мечется злость и боль. — Вали отсюда! Солнышко…
Сердце обливается кровью, но я, помахав на прощание, оставляю Вику одну.
* * *
Пьяные поют нестройные песни, толпы людей устремляются к площади, под ногами взрываются петарды, снежинки визжат и скрипят под подошвами. Бегу дворами от трамвайной остановки и, преодолев три скользких ступеньки, под аккомпанемент ржавых петель вхожу в тускло освещенную секцию общежития. Прислушиваюсь к звукам, доносящимся из комнат соседей, принюхиваюсь к запахам застолья. Я мечтаю, чтобы в комнате Вали была пьянка — тогда бы я села по-турецки в дальнем углу дивана и тихо умерла, но за маминой дверью тихо. Стучусь, шаркают шаги, мама открывает дверь. За ее спиной полумрак и разноцветные сполохи — по телику идет «Ирония судьбы».
— Танюх! Привет! Ты одна? — От ее удивления и внезапной радости становится неловко.
Молча киваю, делаю шаг вперед, и мир вновь размывается от слез.
— Заходи скорее! — торопит мать, провожает к скромному столу, предлагает стул, тарелку и вилку. — Оливье. Ешь давай! Вон, гляди: сейчас Лукашин петь будет…