Шрифт:
Закладка:
Под рвущий динамики ноутбука тяжеляк, на который Че меня подсадил, я, громко и фальшиво подпевая вокалисту, сметаю из углов несуществующую пыль и вдыхаю запах счастливых моментов детства — мокрой ткани, стирального порошка и зимы. Сдуваю прилипшие к лицу пряди, рукавом просторной футболки Че утираю вспотевший лоб и проступившие на глазах слезы умиления — в этом году у меня будет настоящий, волшебный и сказочный Новый год. На сорокалетнем столе, в трехлитровой банке, стоит огромный букет розовых роз, рядом — поднос с россыпью конфет и оранжевые гладкие мандарины.
Вчера, колдуя над очередным клиентом, я вполглаза смотрела выпуск молодежной программы по телевизору: Че беседовал с очередным дозвонившимся зрителем об аномальной погоде. Снег сменил дождь только на прошлой неделе — несколько дней он тихо падал с серого неба, и город увяз в сугробах. Люди проваливались в них по колено и маршруты прокладывали по памяти.
— Ничто не испортит нам праздника! Я уверен, тучи разойдутся и явится солнце, — резюмировал Че, хитро улыбаясь в камеру. — Я люблю Солнце! Пусть оно будет всегда!
После этих слов с моего лица не сходит улыбка, вместо крови по венам бежит тепло. Че позвонил в дверь, и когда я ее распахнула, вытащил из-за спины и вручил мне цветы, засыпанные снегом. В прихожей он долго обнимал меня замерзшими руками, а мне хотелось съесть этого парня, упиваясь невыносимым счастьем.
Протираю подоконники, поверх слепящих глаза узоров смотрю на скованный холодом мир по ту сторону стекла — там трескучий мороз. И солнце. Солнце, оставившее нас много месяцев назад.
Трясу головой, прогоняя внезапную тревогу, осматриваюсь — эта комната больше не напоминает об ужасном одиночестве маленькой девочки, о нищете и убогости, о людях, спрятавших души за уродливыми оболочками. На стене пестрит граффити неведомых миров, играет музыка, на стуле лежат вещи, пахнущие обалденным парфюмом их обладателя — все это ассоциируется с уютом и радостью, с книжным хэппи-эндом в духе «они жили долго и счастливо».
Провожу руками по футболке и, пока рифмы не вылетели из головы, склоняюсь над ноутом и быстро набираю текст:
* * *
Предновогодние дни, как в настоящих сказках, наполнены сюрпризами — вчера сюда наведалась и мама. Отряхивая холодные капли с мокрого воротника молодежной куртки, она удивленно взглянула на новые обои и светильники в прихожей:
— Во даешь, Тань! Красота. Войти-то можно?
Я с не меньшим удивлением рассматривала ее и будто впервые видела — в ней что-то изменилось. Озарение настигло меня сразу: интерес, смущение и стыд, разбуженные в ней разговором с Че, кажется, не дают ей покоя. Потому она и пришла… Не знаю, надолго ли, но вчера маме было не все равно, и никто из нас двоих не знал, что с этим делать.
Она неуверенно прошла на кухню, поставила на стул новую сумку и осторожно выложила на стол два новогодних подарка в шуршащих блестящих пакетах. И несколько мандаринов.
— Вот… Один на работе выдали, а остальное купила — Темку своего угости. Хороший мальчишка — умный, правильный. Как Сашка наш. И с такими людьми знаком… Сашка, глядишь, может, тоже бы… — последние слова вышли у нее хриплыми, мама отвела глаза и тут же, покатываясь со смеху, понесла околесицу про новую жизнь и внуков, которым не нужна будет пьющая бабка.
Я отвечала ей односложно, не поднимая взгляда.
На белом изрезанном пластике оранжевой кожурой сияли самые новогодние фрукты, разноцветными фантиками пестрели конфеты. А мое лицо горело от подступивших к горлу слез. Напротив, резко проводя пальцами по щекам, сидела мама — слабая и бестолковая, но умеющая быть лучше. И пусть я не выбирала ее, она — единственная, кто был со мной еще до рождения.
* * *
Мороз немилосердно щиплет щеки, пробирается сквозь дурацкую полосатую шапку и явно не рассчитанный на русские зимы пуховик, приобретенный со скидкой в самом настоящем бутике. С высот Кошатника я любуюсь городом: новые микрорайоны, набережная, историческая часть искрятся огоньками новогодней иллюминации, внизу, у парка, залит каток, установлены горки и ледяные фигуры. Из динамиков, спрятавшихся среди заиндевелых веток, доносятся обрывки песен из советских фильмов и мультиков, но их перебивает звонкий детский смех, — гляжу на устроивших кучу малу детишек и тоже смеюсь — в синий зимний воздух улетают облачка пара. Че, сжав теплыми ладонями замерзшие пальцы в моих карманах, стоит за спиной и греет прерывистым дыханием мою щеку.
Подняться на смотровую площадку нужно было, чтобы перевести дух — весь вечер мы играли в снежки, катались с горки, носились по льду, сшибая детей и их родителей, и, хохоча, падали сами. Ноги дрожат от усталости.
— Пойдем, елку купим? — предлагает Че и я, обернувшись, восторженно киваю — у меня, в отличие от Ви, никогда не было в Новый год живой елки. В конце декабря мама, поддавшись моему нытью, обычно доставала из недр скрипучего дивана пластмассовую разборную ель, коробку со стеклянными тусклыми игрушками и пыльной мишурой, задолго до моего рождения они не раз становились атрибутами чьего-то праздника.
Я рассказываю об этом Че, и он с изумлением и теплотой смотрит на меня. Клянусь, волшебный свет в его глазах, запечатленный «мыльницей» Ви на их совместных фотографиях, снова горит, и причиной тому стала я. Именно я.
* * *
Елочный базар раскинулся у входа в сверкающий огнями торговый центр. Грея руки о бумажные стаканчики с кофе, мы бродим среди пушистых зеленых сосен и елочек — одна, низенькая, неказистая, но чертовски трогательная, привлекает мое внимание. Под пристальными взглядами молоденьких продавщиц Че отсчитывает деньги и взваливает ель на плечо.
— Хо-хо-хо! — изображает он низкий смех Санты. — Похож? Дети сегодня были в восторге.
— Не очень. Где же подарки? — притворно обижаюсь я.
— Будут! — обещает Че.
Со стороны мы похожи на пьяных — у меня действительно кружится голова, но причиной тому стали скорый праздник, мороз, яркие огни, красивая улыбка Че, розы, мандарины, запах хвои…
Лавируем через озабоченную последними приготовлениями толпу, Че вспоминает, как в прошлом году подрабатывал Дедом Морозом на корпоративе в одном солидном банке, цитирует стихи, что услышал в тот вечер от нетрезвых сотрудниц. Интеллигентного вида старичок, проходя мимо, делает замечание по поводу их содержания, и, переглянувшись, мы прыскаем от смеха.
