Шрифт:
Закладка:
– Да, ты, купец, никак сам заболел, не бывает таких мест, – прыснула молодуха.
– Бывает, Тамара. Пошёл я, найму тройку лошадей и возок побольше. Собирайтесь, утром выезжаем. – Он решительно залез в котомку и достал пару рублей. – На тебе денег. Если кому должны, отдай и купи, что надо, в дорогу. Главное, одежду новую и тёплую для мужа и дочки. Да и себе шубу хорошую купи. Два дня ехать. Ну и куриц можешь сварить. По дороге съедите.
Событие сороковое
Митрополит не приехал. Вот ведь козёл старый, ругался Пётр. Испортил людям праздник. Как все готовились к этому Рождеству. Иконописцы спали урывками по три часа. Бабы в десятый раз перемывали полы. Плотники покрывали все доступные и недоступные деревянные поверхности воском. Успели. Это был, конечно, не храм Василия Блаженного. И не Исаакиевский собор будущего Санкт-Петербурга с его мозаикой. Но внутренняя роспись храма была великолепна. Да и сам он, ещё белый весь (дерево не успело потемнеть), смотрелся отлично. А митрополит освящать не приехал. И даже грамотки с объяснениями не прислал. Ладно, решил Пётр, сочтёмся.
А праздник случился. Да ещё какой. Утром на Рождество 1619 года в Вершилово приехал на двух тройках Онисим Петрович Зотов и привёз из Арзамаса больного гончара с женой, дочкой и всем скарбом. Это всё в первой тройке. Вторые же сани везли белую глину.
У Пожарского было пять домов в запасе, вот на такие случаи и построили. Собрали всех травниц с ученицами, половину монашек от молитв отвлекли и стали новой семьёй заниматься. Первым делом – баньку и дом топить. Вторым делом – всё их барахло сжигать. Только вшей, клопов и тараканов им к празднику и не хватает. Своих еле за три месяца вывели. Коровин с женой припустились на тройке в Нижний на самых резвых конях, чтобы купить всё необходимое новосёлам. Одежду, посуду, еду на первое время, да те же занавески на окна. И только все включились в это действо, как грянуло.
В Вершилово въезжал обоз. Ему не было конца и края. Наверное, не меньше ста саней. Впереди на конях верхом – десяток стрельцов. Стрельцы надели парадную форму, и выбежавший их встречать Пётр узнал цвета полка Афанасия Левшина. А его стрельцы уже метались среди саней, и всю запруженную площадь накрыл радостный плач. Приехали семьи стрельцов со всем скарбом. Княжич такого не ожидал. Крут царь-батюшка. В ответ на его грамотку с просьбой оставить ему пока двадцать стрельцов он ещё десяток прислал и тридцать семей из Москвы отправил.
К Петру подъехал немолодой стрелец с седыми усами и бородой и сообщил, что он, Иван Пантелеич Малинин, сотник полка, прибыл сюда по приказу царёву, чтоб возглавить стрельцов и всю разведку на Урал-камень. Пожарский хотел было ответить, что командиров здесь и без Малининых достаточно, но сотник ему не дал. Опередил.
– Не тушуйся, княжич, был я на том Урал-камне. Пойдём по весне, чай дорога знакомая. – И дружелюбно подмигнул Пожарскому.
Это меняло дело.
– Что ж, Иван Пантелеич, есть у меня четыре незанятых дома, сразу после Рождества Христова начнём новые строить, а пока давай эти разделим среди приехавших с тобой. Своим-то стрельцам я всем уже домины построил, сейчас они туда семьи и заберут. Сколько же с тобой новых приехало… – Пётр радостно осматривал счастливо гомонившую толпу. Эх, радость-то какая, сколько народу плюсом!
– Прибыли со мною, по царёву указу, двое рудознатцев опытных с семьями, десяток стрельцов, подьячий Пахом Сутормин, чтоб всё найденное на Урал-камне описать, ну и я с семьёй и с сыном женатым. Всего пятнадцать семей. А у тебя, говоришь, княжич, всего четыре дома. Где же людишек разместить? И так две недели в дороге… – Сотник был хороший, не о себе думал, о людях.
– Ну, давай так, Иван Пантелеич. Пусть дома занимают двое рудознатцев, подьячий и твой сынок. Ты на время поселишься в моём тереме, на гостевой половине. Стрельцов с семьями мы пока разместим в школе, вон то здание слева. Там как раз десять классов, это горниц таких больших. Сейчас у ребят каникулы, и школа пустая стоит. А сразу после Рождества начнём новые дома строить. Не переживайте, плотники и печники у меня уже опыта набрались, за седмицу дюжину домин с печами поставят.
Тут над площадью опять вой поднялся. Пришлось идти разбираться. Оказалось, всё очень плохо: бабы наотрез отказывались расставаться с кишащими клопами и вшами тряпками. И это ведь была не одна семья свистуна арзамасского. С тем-то решили, да и то всем миром. Пришлось принимать кардинальные меры. Был кликнут клич по всему Вершилову топить бани. Одежду сначала прожаривали в бане и лишь потом разрешали заносить в дом. То же делали и с посудой. Пётр понимал, что всех насекомых победить не удастся, и опять будет трёхмесячная борьба за чистоту рядов.
Сумасшедший день закончился не с наступлением сумерек, а с последней партией прожаренной одежды, возвращённой новосёлам. Сотник Иван Малинин метался среди прибывших, раздавал затрещины и утешения, и не будь его направляющей силы, одному Петру с оравой больше чем в сто пятьдесят человек было бы не справиться. Сейчас всё уже поутихло. Народ собирался на всенощную.
Событие сорок первое
К церковным обрядам Пётр был равнодушен. Он отлично понимал, что обязан присутствовать в храме, а то народ про него и так сказки рассказывает. Не хватало ещё с церковью не подружиться. Может, и не Европа с её кострами инквизиторскими, но и тут если в колдовстве обвинят, мало не покажется. Поэтому княжич Пётр Дмитриевич Пожарский стоял сейчас в новом храме Рождества Христова и принимал деятельное участие во всех долгих перипетиях всенощной службы. Телом принимал. Мыслями бывший генерал был далеко.
Он подводил итоги. Прошло четыре месяца и одна неделя, как его забросило сюда. И был он один-одинёшенек, да ещё и отравленный. Сейчас за ним стоит больше тысячи ста человек, включая стариков и грудных детей. Он тут, в Вершилово, по нонешним временам построил крупный город. А если считать по промышленному потенциалу, то и совсем крупный.
Пётр прекрасно сознавал,
