В доме пахло деревом и уютом, а за его пределами своей жизнью жил лес с сотнями жизней, которые раньше я не слышала и не ощущала.

Мир словно распахнул для меня свои двери, не скрывая больше ничего.

Я точно могла бы посчитать, сколько мурашей ползет по ближайшему дереву.

И как далеко от дома находятся люди.

Что в тени густых кустарников мирно пасется стая кабанов, а неподалеку течет река, чью прохладу и свежеть я могла ощутить всеми своими рецепторами.

Теперь мне казалось, что до этой минуты я не жила, а всего лишь существовала, наивно полагая, что я волк лишь потому, что во мне текла волчья кровь моих родителей.

Как же сильно я ошибалась и как понимала теперь возгласы тех, кто прошел первый оборот и мнил себя едва ли не богом, потому что был способен увидеть то, что никогда не видел раньше. Услышать то, что никогда не слышал. И ощутить своим чутьем и нутром всё, что от тебя кто-либо когда-либо пытался скрыть!

Эта сила действительно пленяла и завораживала.

Нет, боль и ужас последних двух суток не прошли и не забылись, но теперь я думала, что мои мучения стоили того, чтобы получить всё это!

— Открой глаза, маленькая, и ты увидишь настоящие краски мира, — услышала я за собой чуть хрипловатый ото сна, но самый притягательный голос Адама, от которого на коже тут же выступили мурашки.

Я словно услышала его впервые.

Его глубину, красоту, сдержанность и вместе с тем невероятную чувственность.

То, как звучала каждая буква, пленяя бархатом, окутывая загадочностью.

И когда я открыла глаза и увидела перед собой его расслабленное улыбающееся лицо, то впервые ощутила то, что еще до конца не знала. Желание.

Тянущее, горячее, обволакивающее, словно горячий пряный мед.

Я смотрела на его красивое лицо и хотела, чтобы он касался меня своими сильными руками. Горячим телом. Умелыми губами.

Впервые я смотрела на Адама глазами новорожденного волколака, и моя душа трепетала от его красоты и необычности.

Сейчас я отчетливо видела, что его глаза не просто темные — они совершенно черные.

Настолько, что невозможно было рассмотреть грань между радужкой и зрачком.

Таких глаз я никогда не встречала.

Они не становились хоть чуточку светлее даже на солнце, как это было у всех волков, а были словно черный омут, в котором не было дна. Куда можно падать бесконечно долго и так и не разбиться.

Очень необычное чувство.

Наверное, даже пугающее.

А еще невозможно было не заметить, как под этими красивыми магнетическими глазами залегли темные круги, а кожа стала значительно бледнее. В целом Адам держался отлично, хотя и без того было видно, насколько много крови он мне отдал.

Слишком много.

— В тебе сейчас столько моей крови, что мои эмоции ты чувствуешь сильнее собственных, — отозвался Адам, словно прочитал мои мысли.

Хотя нет.

Это было даже не нужно.

Ощущения и чувства просто зашкаливали, как тогда, когда я была в облике волка. Слова были лишними. Я ощущала его настолько остро, словно могла забраться под кожу и в голову.

— Кровь связывает настолько сильно? — прошептала я, заметив, что даже этот черный омут способен полыхнуть, словно между ресницами промелькнула молния.

— Да, маленькая. Намного сильнее, чем ты думаешь.

Странно, но лишь сейчас я поняла, что Адам лежал рядом со мной обнаженный. Под одним тонким покрывалом. И жар его тела ощущался настолько волнительно и остро, что меня обдало жаром, а он неожиданно улыбнулся.

— Как думаешь, ты достаточно сильная, чтобы подняться на ноги? — его необычные глаза чуть прищурились с явным озорством и даже вызовом, а я пошевелила ногами, касаясь его ступнями, чтобы доказать это, и тут же меня обдало волной желания.

Его или моего?

А может, нашего?

Общего.

Усиленного двумя сердцами, которые за эти дни привязались друг к другу, а теперь были прошиты и соединены красным канатом крови.

— Идем, Кити, — Адам тут же зашевелился, откидывая от нас покрывало, отчего я сжалась. Но не от прохлады, а потому что тоже была обнаженной.

Его взгляд тут же изменился, не скрывая своих желаний и жажды, но мужчина протянул руки ко мне в приглашающем жесте.

— Идем, маленькая. Я хочу кое-что показать тебе.

— Но мои вещи…

— Забудь о них. Сегодня мы только волки и никто больше.

Я неловко прикоснулась к его горячим ладоням, и по телу словно пустили тонкие золотые нити, которые привязывали к нему намертво. А я и не собиралась бороться с этим.

— Не думаю, что я смогу обратиться в волка, — пробормотала я, но всё-таки поднялась, боясь, что сделать это будет очень тяжело. Но тело было словно пушинка: легкое, гибкое и наполненное силой, которой во мне никогда не было. До этого дня.

Вот только переживать это во второй раз я не собиралась.

Пока была просто не в состоянии.

— Ты уже волк, маленькая. Обращаться в зверя вовсе не обязательно. Верь мне.

И я верила.

Пошла следом за ним.

Буквально полетела: столько во мне было энергии, что казалось, будто вырастут крылья.

Адама совсем не смущала нагота.

Он двигался быстро, легко, по-звериному красиво и грациозно.

Любоваться можно было бесконечно.

И я любовалась, не видя даже дома, из которого мы вышли, легко сбежав по деревянной лестнице на первый этаж, а затем в поле и зеленую траву.

Вокруг был такой простор, что душу щемило.

В волчьем городе я такого не видела: куда ни посмотришь, везде всё зеленое, изумрудное, янтарное на ярком утреннем солнце. Везде жизнь бурлила, жужжала, летела, носилась под ярким лазурным небом без единого облачка.

И мы были частью этого огромного мира — быстрые, сильные, свободные, как ветер в моих растрепанных волосах.

Мы бежали, взявшись за руки, и трава ласкала нас легкими прикосновениями, словно приветствовала и раскрывала свои объятья.

Адам говорил, что я попаду в сказку, и был прав.

Это был не мир, а волшебство вокруг!

Я часто слышала от папы фразу, что волчья душа словно ветер. Ей нужны простор и свобода. Именно поэтому волкам жилось так тяжело в городе, среди стен и людей, где нельзя было показать себя. Где всегда нужно было сдерживаться, чтобы не раскрыться. Лишь иногда, в полнолуние, когда заточение становилось невыносимым, волколаки сбегали в лес,