Шрифт:
Закладка:
Следующий этап — и цветы набухают, выстреливая сгустки пламени в центр. Затормозить твари уже не успевали, щёлкали зубами и рвали когтями сами себя, пытаясь сбить жидкое пламя. Да, разломные зверушки не очень любят огонь и свет, особенно те, что таились в горных пещерах неизвестно сколько времени.
Когда огненный контур замкнулся в кольцо, было поздно бежать. Но на то они и бесстрашные твари, чтобы мчаться дальше, отчаянно перекусывая горящие стебли. Силы моего третьего уровня не хватало, пришлось подойти почти вплотную к росткам и вливать энергию точечно.
Я следила за контуром своих посевов, посылая импульсы силы в те места, где прорывались твари. Горнянка перестала плеваться огнём, потухла, оставив лишь начерченное пламенем кольцо. Сбоку от меня появились новые животные — или обошли огонь, или пришли позднее.
Мой источник почти иссяк, но я подала энергию в следующую линию защиты. Шипики поползли по земле, послушные моим приказам. Они обвивали тварей, сжимали их до хруста костей, впиваясь шипами в мягкие уязвимые места.
Этому я научилась много лет назад — определять слабые точки и убивать, не пачкая рук. Да и как по-другому, если Всевидящий наложил запрет на убийства? Мы были созидателями живого, защитниками, а стали жертвами.
Какая-то тварь добралась до меня и попыталась схватить за руку. Я перекатилась по влажной от крови земле, сбила огонь с разорванного рукава и оглянулась. Шипики уже оплели животное, пронзили его и потащили к остальным.
Твари жались к центру поляны, окружённой горнянкой. Они начали скулить, а я замерла на месте, заткнув уши. Эти твари живые, в отличие от увров, призванных неизвестным менталистом. В этой жизни мне ещё не доводилось слышать жалобный скулёж раненых тварей.
Это не имеет значения. Не здесь и не сейчас, когда они уже загрызли половину оставшейся в поместье гвардии… когда они вот-вот достигнут внутреннего контура и ворвутся в поместье.
Твари стали прорываться сквозь шипики, путались в энергетических лианах и пытались добраться до меня. Я уворачивалась, прыгала и перекатывалась. Падала на землю и снова поднималась. Источник еле тлел, сил осталось на донышке. Ещё пара импульсов — и я свалюсь с магическим истощением.
Очень не хватало привычного оружия. В моём мире у меня был особенный меч, выкованный в крови тварей из упавшей звезды. Когда мир рушится, нужно использовать все доступные средства. Я напитывала силой меч и пряталась за завесой из их собственной крови. А потом убивала. Пронзала сердца и рубила головы, резала сухожилия и вспарывала животы.
«Да не поднимет руки своей против создания Творца всякий, оружие держащий», — повторила я про себя и фыркнула. Почему тварям можно перегрызать нам глотки, а нам — лишь смиренно ожидать смерти? Больше всего меня раздражало именно это — неспособность убить, когда тебя рвут на части.
Мы научились убивать не оружием. Сначала это была наша магия, потом всё сущее. Когда мы поняли, что проигрываем, нам пришлось ковать оружие. Тогда мы запятнали наши души клеймом убийц. Растоптали остатки света в наших душах, и сами стали чудовищами.
Ну почему мне приходится это делать снова и снова? Почему каждый раз я должна защищать своё? Как же я жалела, что нет за спиной того, на кого можно опереться. Нет того, кто станет защитой, опорой, надеждой.
Отец не дожил до рождения Оа́руша, сгинул вместе с половиной армии Войту́ра. Мать осталась лежать в выжженном поле, умерев вслед за братом. И только я продолжала жить. Мне пришлось обратиться к Хаосу, чтобы выжить и стать сильной, чтобы спасать остатки моего народа.
Но самые страшные твари были не из разломов. Они были из своих. Дядя захватил власть после гибели отца, двоюродные братья рыскали по лесам в поисках меня, чтобы убить и лишить права наследования.
И это в то время, когда мир уже трещал по швам. Мир умирал, а мы рвали друг другу глотки, чтобы успеть пожить красиво и сытно.
Я питалась травой и кореньями, когда последняя еда закончилась, а подвозы с провизией развернули в сторону королевского замка. Давилась прелыми листьями и пила из болота. А они спали на мягких перинах и спорили, кому достанется засеянный рожью кусок земли.
Вот где настоящие твари. А не эти, что сейчас скулят от боли.
Я не могу так больше. Не могу…
Я упала на колени и, беззвучно глотая слёзы, отозвала своих питомцев. Не время для жатвы, не время для смерти. Я не могу…
Горнянка потухла и ссохлась, шипики втянули острые грани и упали на землю. Лианы продолжали жрать, но я отозвала их. Пусть придут твари, пусть.
Может, они добьют меня и больше не придётся сражаться? Может, я наконец выдохну и упаду на выжженную землю, оплакивая павших? Может, я не буду больше никогда доказывать кому-либо, что имею право…
«Яра! Яра, срочно! — взвыл в голове голос Ахашши. — Он приближается».
«Что такое?» — заторможенно спросила я у хамелеона, оставшегося в поместье, точнее, во внутреннем дворе.
«Сильный разломный зверь, владеет менталом. Я слышу его приказы, он отзывает тварей».
«Пусть идёт. Пусть. Я устала. Я больше не могу, Хаш».
«Он опасен! Очень сильный и злой…»
Я оборвала ментальную связь, выстроила стену, как учил хамелеон. И впервые у меня получилось идеально. Кирпичик за кирпичиком я строила эту стену, а потом представила, как магия вспыхивает, и стена становится монолитной. Без единой щёлочки… растёт до самых небес.
Стена замкнулась, стала цельной. Меньше всего я сейчас хотела слушать истеричные вопли хамелеона, который уже обманывал меня прежде. Раньше я старалась не думать об этом, ведь Хаш слышал все мои мысли.
Он сказал, что перерождение заразило меня Хаосом, но это не так. В Ярине Войтовой Хаос был ещё до моего появления. Девочка скрыла от меня многие воспоминания, но она была ребёнком и не знала, что иногда достаточно косвенных признаков.
Ахашши считает себя умнее меня, и я поддерживала эту версию. Но… он не учёл кое-чего. Когда я услышала в его шипении слова, когда он предложил мне провести обряд привязки — его голос звучал не наяву. Он звучал в моей голове. Если бы я не встретилась до этого с вожаком в пещерах, я бы не поняла разницы.
Выходит, что Хаш обманул меня, ведь он с самого начала мог общаться со мной мысленно, но попытался скрыть эту способность, чтобы я согласилась на привязку.