Не менее важна была и другая – полемическая – подоплека этого замысла.

Еще в конце ноября 1837 года Булгарин в статье «Кончина И. И. Дмитриева», в очередной раз напомнив о давнишней распре между поклонниками двух баснописцев, агрессивно подчеркнул превосходство Крылова, «несравненного» в своей народности[472]. Это был проверенный способ подразнить его вечного оппонента Вяземского, некогда опрометчиво поставившего Дмитриева выше. Теперь, когда Крылов прочно занял первую строку литературной табели о рангах, Булгарин мог рассматривать его юбилей как возможность «запатентовать» собственную правоту.

Общеизвестная индифферентность Крылова, его подчеркнутое дистанцирование от любых конфликтов позволяли надеяться, что он примет предложенную игру, от кого бы она ни исходила. Куда труднее было предвидеть, что за право реализовать этот смелый замысел немедленно разгорится нешуточная борьба.

6

Идея Греча. – Бенкендорф против Уварова. – Второй перехват инициативы. – Новый организационный комитет

Пока автор первоначальной идеи Карлгоф вместе с женой безмятежно готовились к своему обеду[473], Греч и еще несколько его приятелей, включая Булгарина, приступили к собственным действиям. Взяв за образец «докторские» юбилеи, они наметили состав организационного комитета. Помимо самого Греча, туда планировалось включить самых влиятельных друзей баснописца – Оленина, Жуковского и Мих. Ю. Виельгорского, а также Брюллова. Первого, очевидно, как начальника Крылова по службе; второго как самую авторитетную после юбиляра фигуру литературного Петербурга; третьего как лицо, имевшее немалый вес при дворе, и вдобавок композитора. Последнее означало намерение украсить торжество куплетами, а участие Брюллова подразумевало специальное художественное оформление. Нехарактерная для чопорных юбилеев врачей, эта артистическая составляющая была позаимствована от праздников в честь самого Брюллова и Глинки.

Первым делом «надлежало испросить соизволение начальства»[474]. Высочайшее разрешение на корпоративные юбилеи получали и медики, причем через «профильное» для них Министерство внутренних дел. Кому же следовало заниматься юбилеем литератора?

Непосредственное отношение к словесности имело Министерство народного просвещения, ведавшее цензурой, однако Греч с товарищами решили прибегнуть не к Уварову, а к главе III отделения, благо с этим ведомством у членов кружка сложились тесные контакты[475]:

Что было ближе, как обратиться к находившемуся тут же старшему адъютанту Корпуса жандармов г. Владиславлеву, который охотно принял на себя довести о том до сведения графа А. Х. Бенкендорфа чрез начальника его штаба [Л. В. Дубельта][476].

Выбор между Уваровым и Бенкендорфом в высшей степени симптоматичен. Издатели «Северной пчелы» не случайно находились в натянутых отношениях с «профильным» министром. Профессиональные журналисты, выпускавшие самую популярную газету своего времени и еще несколько изданий, Греч и Булгарин живейшим образом ощущали, как сильно цензурные придирки, угрозы и неожиданные начальственные головомойки вредят их коммерческой деятельности. В поисках защиты от гнета Уварова и его цензуры они обращали свой взор к Бенкендорфу – и неизбежно оказывались между молотом и наковальней. Вражда двух могущественных сановников то затухала, то разгоралась с новой силой, и полем их столкновения нередко становилась журналистика.

В данном случае Греч и Булгарин адресовались к Бенкендорфу в расчете на то, что III отделение просто санкционирует задуманный ими праздник, не вмешиваясь в его организацию и содержание. Им представлялось корпоративное торжество, аналогичное «докторским» юбилеям, – следующий после новоселья Смирдина шаг в становлении самостоятельного «сословия литераторов». Но не тут-то было.

По-видимому, 23 января Бенкендорф доложил о необычной инициативе Николаю I. Во всяком случае, этим числом датирована докладная записка, подготовленная в III отделении. Приведем ее полностью.

3‑го февраля текущего 1838 года совершается семидесятилетие жизни знаменитого нашего баснописца Ивана Андреевича Крылова и пятидесятилетие трудов его литературных, посвященных водворению нравственности, благих начал семейственной и гражданской жизни. В течение пятидесяти лет осчастливленный постоянным расположением монархов и всего августейшего императорского дома, осыпанный всеми знаками истинного уважения и благодарности от русской публики, знаменитый писатель испытал все роды славы, столь справедливо заслуженной; остается увенчать путь полезных трудов баснописца торжественным изъявлением общего уважения и благодарности от лица занимающихся литературою, искусствами и художествами, для которых И. А. Крылов оказал истинно полезные и важные услуги. Да позволено им будет по примеру врачей, торжествовавших юбилей маститых своих собратов, поднести знаменитому баснописцу золотую медаль с приличными аллегорическими изображениями литературных его подвигов, надписями и портретом его; серебряную вазу с означением числа и случая и эти знаки душевного уважения и признательности литераторов и художников для большей торжественности поднести за особым обеденным столом в день рождения И. А. Крылова 3‑го февраля 1838 в присутствии приглашенных важнейших государственных сановников, литераторов и художников.

Для устройства сего торжества предполагается создать комитет из действительного тайного советника А. Н. Оленина, тайного советника С. С. Уварова, графа М. Ю. Виельгорского, В. А. Жуковского, П. А. Плетнева, П. А. Вяземского, графа Ф. П. Толстого, К. П. Брюллова, М. И. Глинка [sic!], Н. И. Греча и Д. И. Языкова[477].

Здесь прежде всего обращает на себя внимание дата намеченного торжества – 3 февраля. Инициаторам юбилея, в особенности Гречу как автору первой биобиблиографической заметки о баснописце[478], без сомнения, было хорошо известно, что днем рождения Крылова считается 2 февраля. Однако во всех бумагах из дела III отделения фигурирует 3 февраля. Возможно, это была ошибка, по недосмотру кочевавшая из документа в документ; возможно, дату осознанно пытались перенести[479]. Как бы то ни было, в итоге праздник состоялся именно 2 февраля, как планировалось еще Карлгофами.

Докладная записка отражает и план юбилея в том виде, в каком он вышел из рук Греча и его приятелей, и изменения, внесенные в III отделении. Только там могла возникнуть идея привлечения к участию в празднестве «важнейших государственных сановников». Тем самым ему придавалась отчетливо официозная окраска; по сути, он превращался в государственное чествование «огосударствленного» баснописца.

На это указывают и перемены в составе комитета, куда были дополнительно включены лица, представлявшие «профильные» ведомства, а именно Уваров (министр народного просвещения), Толстой (вице-президент Академии художеств и известный медальер, автор работ, посвященных победам русского оружия), Языков (непременный секретарь Российской академии, в связи с тяжелой болезнью президента А. С. Шишкова исполнявший представительские функции). Помимо них, в комитет были введены: Глинка (как корифей русской музыки), Плетнев, занимавший кафедру отечественной словесности Санкт-Петербургского университета, и Вяземский, сочетавший с литературной известностью высокий чин и должностное положение (статский советник, вице-директор Департамента внешней торговли Министерства финансов). Вспомнив о том, что еще один член комитета, Брюллов, обладал в