Шрифт:
Закладка:
— Привет! А это и есть твой Келли, с которым ты нас никак не познакомишь?
— Да, он самый, — кивнула Элен. — Келли, это Жанна Рандью, Жанна, это Келли Лависко… комендант Солнечной системы, — прибавила она с лёгким вызовом.
Жанна застыла столбом, уперев взгляд в Келли.
— Девушки, у вас в Вене девять часов вечера. По гималайскому времени это три часа ночи, — прервал неуютное молчание Келли. — А мне в шесть утра стоило бы поприсутствовать на смене терранетовских вахт. Так что, Жанна, если хотите, чтобы я ответил вам на какие-то вопросы, приглашайте меня в дом и поите чаем, а лучше кофе.
Интервью
Устроившись у Жанны на кухне, Келли задал вопрос:
— А вы сейчас беседуете со мной как журналист или как обеспокоенная мама Мишеля Рандью, который впутался во что-то военно-секретное?
Жанна задумалась:
— Скорее все-таки как журналист.
— Тогда включите видеозапись. А то потом всегда возникают проблемы с тем, что не так запомнили. Когда есть возможность при превращении интервью в текст прокрутить нужный момент на записи, оно надёжнее.
Ноутбук с камерой был установлен на кухонном столе, и Келли убедился, что в поле зрения попадает то, что надо. За это время Жанна собралась с мыслями и задала первый вопрос:
— Келли, расскажите, почему вы другие.
— Хороший вопрос, — отозвался он. — Почему вода мокрая, а железо холодное? Почему Солнце — жёлтый карлик, а Арктур — оранжевый гигант? Что значит «другие»? И кто «мы» — жители Порт-Шамбалы, офицеры ВКФ в целом или вообще все спейсиане?
Жанна задумалась.
— Пока я знакома только с вами и вашей сестрой, а вы двое, насколько я знаю, и то, и другое, и третье сразу. А в чем другие? Ну вот, к примеру, мы очень не любим давать кому-то доступ к данным о нашем положении — а у вас они открыты на весь белый свет. Это свойственно спейсианам вообще или жителям Порт-Шамбалы? Или: Мара, когда пришла к нам в гости, тут же обратила внимание на Мишеля и нашла с ним общий язык. Чтобы девушка студенческого возраста обратила внимание на сына-школьника своих случайных знакомых…
— По нашим меркам Мишель уже не школьник. Он подмастерье, близкий к возрасту, когда пора поступать в высшую школу. То есть уже достаточно большой человек, чтобы быть интересным как личность. А когда ты видишь в чьей-то комнате модель корабля, на котором отслужил три года, вроде это и не совсем чужой. Есть повод познакомиться. В своё время мне было куда труднее придумать повод для знакомства с Элен. А потом выясняется, что у человека есть проблемы, а у тебя — их решение. Ну и что теперь, сидеть на этом решении, как скаргамлук на гнезде? Вы ещё спросите, почему мы на острове Бали таскали туристов из-под вулканических бомб. Да по той же причине, по какой кот себе спину вылизывает — потому что могли. Яванские спасатели со своими тормозными вертолётами не могли, Хоббарт не мог — у него не было ни людей, ни транспорта, — а мы могли. Хотя мне, конечно, по вылезании из регванны крепко влетело за такие потери.
— И на Землю вы тоже пришли по этой же причине?
— Нет, это элементарная стратегия. Всё-таки большая часть наших миров колонизирована с Земли в эпоху Экспансии. Они образуют в пространстве такой немного неправильный шарик с Солнцем в центре. Ну и зачем нам в этом центре шияары? А чтобы шияаров в центре не было, там должна быть наша военная база. К тому же у Земли очень мощная промышленность. При этом, когда мы, вернее, наши родители — мне-то было года три, когда меня сюда привезли, — устраивали базу, её постарались устроить так, чтобы как можно меньше мешать землянам.
— А почему?
— Потому что наши предки немножко обижены на землян. Попытка оккупации Лемурии в 2098, история с Торвальдом Бьорнсоном в 2123… в общем, Земля считалась таким местом, куда лучше без нужды не соваться. Но это какая-то грустная и неинтересная тема.
— Хорошо, давайте вернёмся к детям. Насколько я поняла Мару, дети у вас работают уже лет с десяти. А зачем это нужно?
— Как зачем? Если я хочу, чтобы моя сестра к шестнадцати годам выросла в толкового офицера, которому я могу доверить прикрывать свою заднюю полусферу, то в десять лет она должна исползать на брюхе все коммуникации на корабле, в двенадцать — куролесить на флиттере, а в пятнадцать — нести диспетчерские вахты.
— Но зачем так рано? Почему бы не ползать по переходам в восемнадцать, а вахты нести в двадцать три?
— А до этого им что делать? Вы на своего Мишеля посмотрите. В двенадцать лет не иметь возможности делать что-то настоящее безумно скучно. Оттого они у вас и сбиваются в молодёжные банды, колются всякой фигней и уходят в виртуальные миры, что в реальном мире места для них нет. Впрочем, может быть, у вас его действительно нет. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что вас тут десять миллиардов. У нас там нет ни одной планеты, где жило бы больше двадцати миллионов, — Келли пожал плечами. — А потом аккурат в этом возрасте начинается гормональная перестройка с романтическими чувствами и всем прочим. Это хуже урагана. И одно дело, когда этот внутренний ураган настигает подростка, который знает, что надо делать по любую сторону от мушки, умеет справляться с наружными ураганами за бортом флиттера и знает, сколько пота обменивается на одну монету, а другое, когда вдруг всё это случается с ребёнком, который ещё не успел приобрести никакого жизненного опыта…
— А что это была за попытка отбить Ганса у омбудсменов военной силой?
— Это был Ким, — лицо Келли приобрело какое-то мечтательное выражение. — Маленький Друг Всего Мира. Помнится, я второй год учился в школе, когда мама приволокла домой это чудушко, и у моей сестрёнки появился братик-ровесник. Это я тогда придумал ему такое прозвище, потому что и ему самому, и Маре читать это было ещё рано. Мне самому, наверное, тоже было рановато, но кого из Лависко когда это останавливало? После чего дедушка Тадек стал старым ламой, а папа — полковником Крейтоном. Хотя папа, как раз тогда получивший кап-раз и крейсер «Нельсон», слегка обижался, когда дедушка звал его «полковник без полка», — он негромко рассмеялся. — А
