ни какой-то серьёзный ремонт, ни даже диагностика, так что, если у тебя отказала электросистема, садись как хочешь: без привода, без радара и даже без механизации крыла. Шасси как-то сумели выпустить, спасибо и на том. А тут эта полоса, давно не обозначенная ни на каких картах, без всякого радиооборудования, но это как раз пофигу — всё равно на борту ничего не работает. В итоге сели, все живы, и даже самолёт потом починили и перегнали в нормальный аэропорт. Вот так вот, — прибавила она со значением и снова нажала на педали. — А ещё есть такая философия, что человек постоянно живёт ожиданием. Сначала он учится в школе, мечтает стать хотя бы подмастерьем. Потом становится подмастерьем и мечтает стать настоящим специалистом. Потом учится в высшей школе. Потом мечтает встретить свою любовь. И так далее, и тому подобное. А потом уже вокруг толпа внуков, а человек всё ещё думает, что настоящая жизнь впереди… Хотя так бывает редко. Обычно к такому возрасту у человека накапливается достаточно моментов, которые можно вспоминать и осознавать, что тогда-то и было то самое «здесь и сейчас», к которому он готовился всю предыдущую жизнь. Если такое случается с подмастерьем, это называется «шедевр». А если с взрослым человеком… то так и надо. Справился — молодец.

Неожиданно Лада вздохнула:

— Правда, после того, как Мара Лависко получила свой шедевр, я и поняла, что не хочу в военный флот. Летать — ещё как хочу. Но чтобы вот так грудь под осколки подставлять — нет уж, спасибо.

Генетическая коррекция

— Интересно, можем ли мы что-нибудь сделать для мамы Ганса? — спросила Мара Шварцвассера, когда за Мишелем Рандью и Гансом Пфельце захлопнулась дверь лаборатории. — Вроде бы болезнь Шарко — тривиальное генетическое нарушение. От этого лечат.

— Лечить-то лечат, но генетическая коррекция на Земле стоит слишком дорого и не покрывается большинством страховок. Потому что при заключении страховки сразу видно, нужна она человеку или нет, а страховщики не дураки, чтобы заключать заведомо проигрышные контракты.

— Но вы даёте своим сотрудникам страховку первого класса. Она покрывает любое лечение, доступное современной науке. И у любого класса страховки может быть категория «а», которая распространяет ее на ближайших родственников. Уж на мать однозначно.

— Ещё бы мы с ваших-то космических денег не давали сотрудникам страховку первого класса! Твой братец первый из нас душу вытрясет за то, что критически важные сотрудники не получают должного лечения. Но один-а… Это страховка для миллионеров. Тебя точно не посадят на месяц без берега, или как там у вас наказывают курсантов за растрату казённых денег?

— Если вы оформите ее не для всего состава, а только для несовершеннолетних, думаю, отбрехаюсь как-нибудь. Сколько у вас в лаборатории несовершеннолетних, кроме Мишеля с Гансом? По-моему, двое или трое, да и тем осталось меньше года. Ну, отсижу месяц без увольнений… она-то не месяц мучается, а уже десять лет. За месяц как раз сэкономлю на амортизации флиттера примерно столько, сколько стоит генокоррекция, — Мара невесело усмехнулась. — Вообще ваша экономика — это что-то чудовищное. Производственных мощностей вполне достаточно, чтобы обеспечить всеобщее изобилие, медицинских мощностей хватило бы на бесплатную медицину всем и каждому, но вокруг этого зачем-то накручиваются всякие экономические игры, в результате которых людей заставляют буквально физически страдать. Под какой-нибудь Тау-Цети, где нет ни одного отделения генокоррекции, местная община встанет на уши, но отправит человека с такой болезнью лечиться под Толиман или Арктур. Выбьет субсидию из планетарного правительства, или договорится с экипажем корабля насчёт бесплатного проезда. На торговых кораблях тоже не звери служат. А здесь всем на всех пофиг…

На следующий день Ганс Пфельце прибежал домой из Технологического Университета весь сияющий и показал маме пластиковую карточку:

— Смотри, что у меня есть!

— Что это? — бегло, без особого интереса глянула Эмилия. — Скидочную карточку где-то нашёл?

— Нет, это медстраховка. Класса один-а. То есть генокоррекция включена и распространяется на всех ближайших родственников. То есть на тебя.

Тяжело вздохнув, Эмилия опустилась на стул, здоровой рукой взяла у сына карточку и поднесла к глазам. И правда, страховка. Оформлена на Иоганна Пфельце. Категория 1а.

— Ты, мам, не тяни, а прямо завтра, пока я в школе, сходи в университетскую клинику да прикрепись. Ребята в лаборатории сказали, что это лучшая в Вене клиника по генокоррекции.

На следующий день Эмилия спросила сына:

— Справишься тут две недели без меня? Мне предложили ложиться прямо завтра.

— Ну что ты, мам! Маленький я, что ли?

А ещё через пару дней Ганса, идущего домой из лаборатории Шварцвассера, подловила во дворе фрау Розалинда, местная омбудсменша. Ганс хорошо ее знал — неполная семья, да ещё с матерью-инвалидом, была регулярным объектом опеки. Иногда через эту въедливую тётку Гансу перепадали полезные вещи вроде бесплатных билетов в театр.

— Ты это откуда в такую поздноту?

— Да вот, устроился подрабатывать.

— А учиться это тебе не мешает?

— Скорее помогает. Там народ образованный, если что, всегда можно попросить, чтобы объяснили.

— А мама как?

— Лечится.

— Это от чего же?

— Ну я ж вам говорю: я устроился подрабатывать. А там всем несовершеннолетним сотрудникам положена страховка класса один-а, — в этом месте фрау Розалинда чуть не села прямо на асфальт. У нее, уважаемой муниципальной чиновницы, была страховка класса 3 без всяких «а». — И по этой страховке маме сейчас делают генокоррекцию. Позавчера легла.

— Так, но если она в больнице, кто присматривает за тобой?

— А зачем за мной присматривать? Я учусь, работаю, а домашнее хозяйство и так три последних года было на мне. Куда маме с её рукой-то…

— Нет, так не пойдёт, — решительно произнесла фрау Розалинда. — Идём-ка со мной.

Ганс быстро выхватил из чехла телефон и нажал «тревожную» кнопку. Тревожные звонки от работающих по судостроительной программе маршрутизировались прямо в диспетчерскую Порт-Шамбалы.

К несчастью, дежурным диспетчером оказался Ким Лэнсер. Услышав, что кого-то из сотрудников Шварцвассера поймали омбудсмены, он мгновенно вспомнил собственное приютское детство, и небольшое недоразумение выросло в его глазах до прямой агрессии земных бюрократов против контракторов Порт-Шамбалы. В результате была объявлена боевая тревога, и третья группа четвёртого курса ВКА приготовилась к вылету в качестве десанта.

Однако на десант в населённое место требовалась санкция командира базы. А его в это позднее время, два часа ночи по Порт-Шамбале, где-то носит. В Вене с девушкой гуляет.

— Отставить десантную группу! — будучи оторван от поцелуев с Элен где-то на набережной Пратера, Келли был страшен в гневе. — Ким, ты уже двенадцать лет как не приютский