– А, ты уже здесь…Ну и что же ты там увидел?

– О, это куда грандиозней посудины, на которой мы «мчались» в Аргентину, – потом убедишься сама. У меня для тебя есть новость. С нами плывет Алла Назимова. Представляешь, я ее сразу узнал. Интересно, узнает ли она меня?

Санин вдруг решил поступить так: не звонить и не договариваться о встрече заранее, а столкнуться с Назимовой где-нибудь на корабле. Узнает его – разговор состоится, пройдет мимо – пусть так и будет.

Лидия Стахиевна, конечно же, знала о давнем романе мужа с начинающей актрисой Художественного театра. Во-первых, слышала – тогда многие жалели покинутого Санина, а во-вторых, перед женитьбой он сам ей все рассказал: «Я хочу, чтобы у тебя не было никаких тайн о моем прошлом. Еще хочу, чтобы ты знала: теперь, когда у меня есть ты, – никакого прошлого до тебя не существует».

– Да кто тебя-то не узнает? Слава богу, годы задели тебя рикошетом, оставив осенний след лишь на твоих упрямых волосах. – Лидия Стахиевна не сомневалась: такой комплимент понравится мужу, тщательно сберегающему свою осанку и здоровье, называющему здоровье своим рабочим инструментом. – Она путешествует одна?

– Нет, с молодой дамой, может быть, с дочерью, – Санин протянул жене список пассажиров и прочитал вслух: – Каюта номер четыреста сорок, Алла Назимова, Глеска Маршалл.

– Тебе хотелось бы с ней поговорить?

– Отчего бы и нет? Она – давнишняя американка, а мы – начинающие. Можем услышать много полезного. Да и времени у нас будет хоть отбавляй.

Санин намеренно включил в предстоящую беседу и жену, но уже знал, что обязательно встретится с Аллой тет-а-тет.

– Ладно, а отчего не поговорить? Действительно, Америка для нее – открытая книга.

Она вернула ему список пассажиров:

– Раз ты здесь уже такой всезнающий, разыщи и набери для меня номер телефона парикмахерского салона. Помнишь, перед прибытием в Буэнос-Айрес я так и не смогла сделать прическу: все дни и часы были расписаны еще на берегу.

Пока дамы говорили (а говорили они по-русски), Санин пошел в душ, так как время двигалось к ужину. Сегодня он брился особенно тщательно, особенно пристально вглядывался в свое лицо. И пришел к выводу, что морщин стало больше, а десятилетия занятий искусством не сделали почему-то его простое крестьянское лицо утонченнее. А вот тело не подвело – было крепким, немолодым, конечно, но по-прежнему надежным.

За ужином Аллы Назимовой не было. Санины сидели в полупустом зале. Зато они столкнулись во время прогулки по верхней палубе в ожидании отплытия. Алла шла под руку с молодой женщиной. Обе выглядели одинаково молодо. Встретившись с ним, Назимова, сперва улыбнувшись по-американски дежурно, вдруг озарилась искренней радостью:

– Неужто Саша? – потом, остановив свой взгляд на Лидии Стахиевне, продолжила: – Да, разумеется, это вы, господин Санин! Вы почти не изменились. А вы, конечно же, Лика Мизинова? Но мы с вами, к сожалению, незнакомы, хотя много о вас наслышана!

Вот и опять Лика Мизинова не дает ей покоя, возвращает в прошлое, которое, впрочем, так никогда от нее и не уходило. Санин воспользовался паузой, чтобы познакомить дам, и почти официальным тоном произнес:

– Моя супруга Лидия Стахиевна Санина – Алла Назимова.

– Санин, милый, не дуйтесь, если я что-то брякнула невпопад. То ли еще будет – мы ведь столько лет не виделись!

– Я знаю о ваших достижениях в Америке, – сказала Лидия Стахиевна, – и рада с вами познакомиться!

– О, пресса многое преувеличивает, но Америка, признаться, любит людей успешных. И мне, действительно, кой-чего удалось добиться, хотя миллионершей я не стала.

Ее спутница все это время держала Аллу под руку и с удивлением наблюдала за происходящим. Санину стало понятно, что Глеска Маршалл не понимает ни слова по-русски. Вспомнила об этом и Алла, обратившись к девушке по-английски.

Оказалось, Алла Назимова с подругой отдыхали в Ницце после серьезной и длительной работы над спектаклем «Траур по Электре», премьера которого с успехом прошла в Нью-Йорке. Узнав, что супруги едут не просто познакомиться с Америкой, а Санин приглашен в «Метрополитен-оперу», Назимова пожала ему руку:

– О, это признание! Честно, Санин, я рада вас видеть. Рада, что мы встретились на одном пароходе, рада, что вы плывете навстречу новому успеху, рада, откровенно говоря, что я когда-то в вас немножечко, ну самую малость, ошиблась. Правда, этому есть оправдание. Впрочем, – обратилась она к Лидии Стахиевне, – вы ведь не будете возражать, дорогая, если во время нашего путешествия я, улучив момент, украду у вас мужа на часок?

– Не буду, – просто сказала Санина. – Уверена, и ему будет о чем расспросить вас. В Америку мы плывем впервые.

Дамы удалились, а Санин был благодарен Назимовой за то, что она так легко и непринужденно договорилась о встрече с ним. Что она ему скажет? Столько всего было, слишком много мужчин прошло пред нею, чтобы помнить о каком то помощнике Станиславского, так беззаветно в нее влюбленном.

Они почувствовали, как корабль дрогнул, и увидели, что несколько маленьких, но сильных буксиров поначалу натужно и медленно стали уводить его от пирса. В этом, пожалуй, не было ничего интересного – озеро огней, представляющее собою корабль, медленно отпочковывалось от моря огней, представлявшего собою ночной Гавр. Но черная вода за бортом, темнота, рассекаемая светом, действовали завораживающе и не отпускали пассажиров от борта. Санин и Лидия Стахиевна стояли обнявшись, но мысленно находились сейчас в разных местах – каждый в своем прошлом.

* * *

Санин вспоминал свою последнюю, так много обещавшую ночь с Аллой. В тот раз уже не в дешевой меблирашке на Никитской, а в ее уютно обставленной квартирке на Маросейке, снятой богатым поклонником. Алла уже не боялась быть застигнутой врасплох, ибо решила расстаться с надоевшим стариком навсегда. Санин многое услышал в ту ночь о ней. Открывалась она ему искренне, со слезами на глазах. О том, как в десять лет ее изнасиловал и приобщил к сексу здоровенный умственно отсталый ублюдок, как избивал ее отец, вымещая на ней зло, причиненное неверной женой, ее матерью. А потом горько каялся и задабривал дочь подарками. О том, как научилась она играть на скрипке и с детства пела и играла перед публикой, участвовала в любительских спектаклях. О том, как переехала в Москву, чтобы стать актрисой, и жила в меблирашке, оплачивая жилье уборкой. В особо трудные времена приходилось расплачиваться и телом. Плакал и Санин, как ему казалось, от проснувшейся в ней любви к нему. А как же иначе, коли она ему доверяет всю