Ники от опустошения задремала у меня на плече, и я, сама не заметив как, уснула тоже. Сон высвобождает резерв. Если этот резерв есть.

Очнулась я уже в кресле: мужчины рыцарски подобрали нас с холодного твёрдого пола и устроили спать в креслах, а сами расположились на подушках возле, на полу. Так охраняют самое дорогое — не спуская глаз.

Проснулась я оттого, что почувствовала приближение фамилиаров. Кения влетел в комнату, в зубах он нёс куда меньшую по размерам Кисс. Бережно опустив её на пол, он получил от неё лапой по носу — не со зла, а так, превентивно. Окинув нас четверых хмурым взглядом, кошка неторопливо направилась ко мне с грацией коня-тяжеловоза. Промаршировав мимо Вика, она стоически взобралась на меня и легла на грудь. Раздалось мурлыканье, сравнимое с тарахтением трактора, который мне довелось слышать и наблюдать ещё до второй мировой.

В меня полился vis — такой родной и знакомый, словно я дома и всего несколько минут назад меня разбудил Лиан, а на кухне ждёт пастила, напитанная красной силой Шона… Я перебирала тёплую, словно нагретую солнцем розово-салатовую шерстку Кисс. Кения всегда был прохладным или откровенно холодным, словно только что вернулся с мороза, и летом в жару это было приятно. Сейчас же тепло Кисс — это то, что нужно. Я наполнялась, наверное, с час, и по мере обретения сил возвращалась способность думать, а с нею нарастало беспокойство за Шона. Вытянув из Кисс всё, что она могла дать, я проводила её в обратный путь: пронаблюдала, как Кения аккуратно берет её за холку и плавно вылетает в окно.

— Я к Шону, — сообщила я, вставая. Вик, кряхтя, последовал моему примеру.

— Нам идти с тобой? — уточнил Тони.

— Не обязательно.

Как я и боялась, мы нашли Шона там же, где оставили. Он стоял на коленях, держа в руках браслеты и ошейник, глядя пустым взглядом перед собой.

— Что с ним? — тихо спросил Вик.

— Сейчас узнаю. Если я так же залипну дольше, чем на две минуты, потяни меня за одежду так, чтобы разорвать контакт между нами. Но сам меня не касайся.

— Хорошо.

Я встала рядышком на ледяные плиты крыши и коснулась шеи Шона, желая провалиться в его мир.

Обычно это было легко, но не в этот раз — я словно открывала тяжеленную дверь, за которой бушует непогода.

Так и вышло. В пустыне царили сумрак и холод, выл ветер, нося жалящие песчинки… и гудело пламя огромного костра.

Шон стоял в нескольких шагах передо мной и в то же время очень далеко. Приблизиться оказалось тяжело: хозяин пустыни не хотел ни с кем разговаривать, мне пришлось пересилить его волю.

— Шон…

Он не обернулся.

— Откуда дрова⁈ — похолодев от ужаса, спросила я.

Он молча махнул в сторону оазиса, вернее, того, что от него осталось.

— Костер будет гореть всю ночь, — пустым голосом произнес он, и всё же обернулся ко мне. — Прости, — обронил он, глядя в глаза, и тут же вернулся взглядом к огню.

Я в панике соображала, что будет, если он сожжёт оазис дотла, чем ему это грозит. Ведь оазис — воплощение его резерва! В лучшем случае Шон впадет в vis-кому…

Меня выдернуло в реальность, я повалилась на холодные плиты. Холодный ветер был тот же, только нёс не песок, а морось.

— Времени прошло немного, но… у тебя лицо стало совсем испуганным, — запинаясь от беспокойства, сказал Вик.

— Шон сжигает свой оазис в погребальном костре, — произнесла я. — Надо что-то делать.

Вик поднял меня и прижал к себе.

— Что делать?

— Не знаю, — тихо ответила я. — Наверное, надо попытаться растить деревья в оазисе, а может, поискать сушняк в пустыне.

Вик покачал головой. Ну да, похоже на бредни сумасшедшего. Но он произнёс:

— Я раздобуду одежду потеплее для нас всех и позову Тони, чтобы он страховал нас.

— Нас? Вик, тебе туда нельзя, ты человек! Чужая реальность — это всегда… риск, это губительно… Ты можешь не вернуться. Нет.

— Пати, тебя одну я туда больше не отпущу и там я от тебя не отойду ни на шаг.

Я собралась спорить, но он поцеловал меня, вливая каплю белого vis.

— Пати, если бы ты видела себя сейчас, то поняла бы — одну я тебя никуда не отпущу.

— Что? Всё так плохо?

Он кивнул.

— Вик, если бы ты видел, насколько пуст сейчас, то тоже понял, почему я сопротивляюсь.

— И, тем не менее, Пати, либо ты признаёшь за мной право на самостоятельность, на поступки, либо нет.

Я смотрела, не зная, что сказать. Вик продолжил:

— Я не Тони и не Шон. И никогда таким не стану. Не успею, да и не хочу. Готова ли ты к тому, что рядом с тобой будет мужчина, муж, если хочешь, а не вассал или слуга?

Я сглотнула, ошарашенная этим ультиматумом.

— Если я не соглашусь, ты уйдешь? — сама не узнала свой надтреснутый голос.

— Да, уйду. И скоро.

Я вздрогнула, вскинув на него взгляд. Как он может угрожать мне своей смертью?

— Замечательно! — я оттолкнула его и отвернулась. — Либо я позволяю тебе делать глупости, в результате которых ты погибнешь, либо не позволяю, и это тоже приведет к твоей скорой смерти. Богатый выбор!

Он снова обнял меня. Я попыталась оттолкнуть его локтями, но он обхватил меня за плечи, одновременно прижимая к себе и оставляя свободу движений.

— Ты же не хочешь посадить меня в клетку своей любви и надеть ошейник? Правда, Пати…

— Я не хочу жить и знать, что виновна в твоей смерти, — тихо ответила я.

— Ты взрослая девочка и понимаешь — мне осталось очень мало. Не важно, что спустит курок и когда. Важно, как я проживу отмеренное время. Давай договоримся, что за свои решения я отвечаю сам. Ты всегда была слишком чиста, чтобы хладнокровно манипулировать другими. Это меня к тебе и привлекло — детская непосредственность, правдивость, чистота… Не стоит меняться сейчас.

Я вытерла слёзы. В последние дни я слишком часто плачу…

— Хорошо. Договорились.

Глава 16

Мы спустились с крыши, и я попросила Тони достать нам что-нибудь потеплее. Ники вызвалась принести горячего питья.