- Посидишь неделю, - повторил Сифф угрюмо, - корабль уйдет, у тебя будет год подумать, вдруг это тебя спасет, ну, а нет, значит, нет. Я отвечу перед законом, как положено. Ты будешь ненавидеть меня. Но моя любовь к тебе, мне ее достаточно, ее у меня не отнять ни закону, ни тебе... Жаль, что она безнадежная. Но я люблю тебя не для себя... сам не ожидал.

- Стифф, - Линда робко приобнимает его, - Твоя любовь, я знаю... не знала только, что у тебя так серьезно, - перебивает саму себя, - ее глубины не знала... где мне, не хватило опыта, да и просто ума. Пожалуйста, не обращай любовь в точку опоры для себя, в идею любви, в основание собственной правоты, чтоб не ушла чистота любви. Ладно? То есть, я хотела сказать, не упивайся страданием.

Стифф оттолкнул ее грубо:

- Понимало бы что! Лезешь в душу. Выкорчевываешь единственное, что там еще осталось. Выдираешь с корнем нутряное, главное. Валяй.

Линда с жалостью:

- Это надо пережить, Стифф. Что ж сделаешь... За ради чистоты любви, получается так.

Стифф посторонился, освободил выход. Сначала он хотел распахнуть перед ней дверь, этак торжественно, гневно, но удержался от жеста.

- У тебя получится, - Линда проходит мимо него. - Ты точно сможешь. Да! Разблокируй пожалуйста мой процессор.

Не успела выйти на улицу, как ее обступили полицейские и спасатели со всей своей аппаратурой. Сказала первое, что пришло в голову. Ночь была бессонная, поэтому решила вздремнуть на скамейке, здесь, недалеко, в парке, погода же позволяет. Процессор отключила, чтобы поспать спокойно, хотя бы минут пятнадцать. Она же не знала, что проспит так долго. Кстати, сколько она спала? Боже! И как только она могла забыть подключить свой искусственный интеллект по пробуждении? Вот что бывает, когда у тебя со своим, естественным интеллектом туговато.

С ней провели все положенные в подобных случаях медицинские тесты и, убедившись, что все в полном порядке, с добродушной торжественностью отвезли ее к родителям.

Мама ругала ее за безалаберность, поражаясь в то же время собственной мнительности - ничего же не произошло, и все ее дурные предчувствия совершенно беспочвенны, могла бы и сразу понять. У папы камень с души, тяжелый и склизкий. Устоял перед соблазном "похищения" дочери, чтобы сорвать этот ее полет на Дронт. Как такое только могло в голову придти?! И ведь начал было уже, начал готовить "спецоперацию". Мистер Хельгер, кажется, впервые понял, что чистая совесть не само собой разумеющееся состояние.

Линда идет в гости

Надо попрощаться с бабушкой. Линда знала, конечно, что та получила от родителей подробнейшие инструкции, как убедить Линду остаться на Земле. Но знала также, что бабушка никогда не принимала ни инструкции, ни самих родителей всерьез. Кстати, бабушка, это так, для краткости. На самом деле она Линде пра-пра-пра- и еще сколько-то раз бабушка. Ей без малого пятьсот шестьдесят лет.

Необходимые, но все же излишне подробные пояснения

Магда Бертсон, бабушка Линды была легендой хомокреаторства. Во всяком случае, для тех, кто считал ее хомокреатором. Это мнение разделяют далеко не все. Иными словами, споры идут по сей день. По ходу жизни Магда меняла тела. Выращивала из своих стволовых клеток новую саму себя, а постаревший мозг раз и навсегда заменила биомоникулярным компьютером, в который были закачаны ее чувства, мысли, воспоминания, все ее неповторимо личностное, все, что ее делает ее самой - Магдой Бертсон. Когда она заменила себе тело впервые, дерзнула воспользоваться спорной только-только появившейся технологией - не воспользовалась даже, а довела до ума, до того самого, биокомпьютерного, как острила она сама. Рисковала, конечно же, страшно. Ее новаторство напугало очень многих. Не на Магде ли и закончится человек? Где гарантия, что это именно Магда, а не высокоорганизованное биочучело Магды? И по силам ли биокомпьютеру сохранить, воспроизвести, а если называть вещи своими именами, быть Магдой?! "Что вы, что вы, - я не так уж и сложна, и неисчерпаема - биокомпьютер запросто справится. Может, даже сделает меня несколько глубже как личность. Точно! Будем сие считать моим личностным ростом". После первой же такой замены тела родственники подали на Магду в суд. "Замена" съела целое состояние, а Магда и не скрывала, что не собирается останавливаться. "Стану я ждать, когда человечество соизволит, наконец, найти способ стать бессмертным! Я уже"!

Родственники оказались перед перспективой остаться без денег по вине слишком уж жизнелюбивой бабушки. Она, меняя тела, будет проживать одну жизнь за другой, действительно, до бесконечности а они, следовательно, просто-напросто, не доживут до трогательного момента вступления в права наследства. А средств на такие "замены", при всем ее богатстве, хватает только на нее - детей и внуков она с собой в новую жизнь, получается, взять не может. "Мама, ты чудовище"! "Извините, дети, очень хочется жить". "Мама, ты нас не любишь"! "Бабушка, ты нас не любишь"! Магда задумалась: "Люблю. Конечно, люблю. Но всему есть пределы". "Чудовище"! Магде стало неловко, попыталась было в своем стиле: "Кажется, после второй "замены" у меня несколько обострилась совесть, - задумалась. В глубокой задумчивости: "Если это действительно так, и, если это не случайность, а тенденция, так сказать, "вектор", то через две-три замены я, дети, отдам вам все деньги, и вы тоже начнете жить вечно". У дочери началась истерика, сыновья Магды сказали, что ноги их не будет в ее доме. И тут ее осенило: "А технологии-то дешевеют! Когда я делала первую замену, это было по карману только миллиардеру, вторая замена уже доступна простому миллионеру. Так что спокойно продлевайте себе жизнь посредством генной инженерии, ведите здоровый образ жизни, избегайте излишеств и доживете до той поры, когда "замена" станет доступной и среднему классу. Тем более, что на это в будущем, наверное, станет можно брать кредит". Окончательно успокоившись: "В общем, доживете до вечности... так ли, иначе". Пресса заклеймила Магду, чего стоили такие заголовки как: "Магда Бертсон идет в бессмертие по трупам самой себя", или "Эта женщина пахнет серой", или "В вечность идут лишь одни чудовища". Магда и ухом не повела: "Почему женщина может менять костюмы и платья хоть каждый день, а я всего-то раз в восемьдесят лет меняю тело, и