Консервативные экономисты говорят, что не стоит беспокоиться о рыночной власти, потому что рынки самокорректируются. В данном случае они приводят аналогичные аргументы. Фирмы, которые эксплуатируют своих работников или потребителей, потеряют клиентов или будут вынуждены платить более высокую зарплату - таков аргумент. Экономисты, утверждающие, что нам не стоит беспокоиться об этой эксплуатации, идут дальше, торжественно заявляя, что экономическая система, основанная на принципах caveat emptor - покупатель остерегается - является более эффективной. Это еще один пример софистики, которой пронизаны эти взгляды. (Известно, что Ллойд Бланкфейн, бывший генеральный директор Goldman Sachs, когда ему задали вопрос о том, что его компания продавала ценные бумаги, которые были рассчитаны на провал, и на которые она фактически поставила, чтобы они провалились, не раскрывая эту информацию инвесторам, считал, что в этом нет ничего плохого: покупатели этих бумаг были взрослыми людьми, утверждал он, и должны были знать о рисках.)

Ранее я уже объяснял, почему желательно ограничить загрязнителей от загрязнения. Но компании, продающие плохую продукцию, по сути, загрязняют рынок. Если компании стоят за свою продукцию, то на потребителей ложится меньшее информационное бремя, и рынки работают лучше. Имеет смысл возложить на продавца бремя ответственности за то, что продукт является тем, чем кажется, и так хорош, как утверждает продавец. Именно поэтому в большинстве стран существуют законы о "правде в рекламе".

Ограничение монопольной власти и поощрение инноваций

Одним из важных источников монопольной власти являются патенты, которые предоставляют частному лицу или корпорации исключительные права на использование открытия в течение определенного периода времени (в глобальном масштабе - двадцати лет). Конституция предоставила правительству США право выдавать патенты, и причина, очевидная даже в те ранние дни развития науки, была ясна: поощрение инноваций, которые были самым большим источником повышения нашего уровня жизни за последние 250 лет.

Границы знаний более неоднозначны, чем границы собственности, и вопрос о том, насколько широкими должны быть патенты, является предметом серьезных споров. Должен ли патент охватывать все четырехколесные транспортные средства (как это было в первоначальном патенте на автомобили) или только определенную конструкцию, например, с двигателем внутреннего сгорания? Другой спор идет о том, что можно запатентовать. Математические теоремы, которые привели к появлению компьютеров, являющихся центральным элементом современной экономики, не могли быть запатентованы, хотя их идеи имели огромную ценность.

Как в США, так и в Европе ограничивается монопольная власть, обусловленная интеллектуальной собственностью (ИС). Рассмотрим, например, патент на жизненно важное лекарство. Предположим, что фирма не может производить его в достаточном количестве. В этом случае правительство может выдать принудительную лицензию, которая дает право другим производить этот товар (при этом компания, использующая ИС, выплачивает владельцу патента "справедливый" роялти, хотя этот платеж далеко не соответствует монопольной прибыли, которую фирма получила бы в противном случае). Разумеется, увеличение производства приведет к снижению цены и, следовательно, прибыли владельца патента.

Этот пример иллюстрирует другую тему предыдущих обсуждений: собственность - это социальная конструкция, призванная, как мы надеемся, способствовать благосостоянию общества. Это вопрос не природы или естественного права, а законов, которые мы создаем. Это особенно очевидно в отношении интеллектуальной собственности, где мы видим, что границы (того, что входит и не входит в патент) постоянно оспариваются, и не без оснований. В экономике XXI века определение интеллектуальной собственности оказывает большое влияние на распределение доходов и богатства, благосостояние граждан, а также на темпы и структуру инноваций. Изменения в технологиях и экономике время от времени требуют пересмотра правил, регулирующих интеллектуальную собственность, и это часто происходило в последние десятилетия.

В главе 3 я рассказывал об огораживании общего достояния, которое якобы делается для повышения экономической эффективности и предотвращения его чрезмерного использования. Однако значительная часть интеллектуальной собственности представляет собой огораживание интеллектуального достояния, как отметил исследователь интеллектуальной собственности Джеймс Бойл из Университета Дьюка. Некоторые из этих знаний, возможно, даже были ранее общественным достоянием. Это современное движение за огораживание хуже старого, потому что оно снижает экономическую эффективность, препятствуя передаче, использованию и даже производству знаний. Самым важным фактором производства знаний являются сами знания. Отгораживание его патентом ограничивает свободу других людей в его использовании.

Растет число доказательств того, что интеллектуальная собственность в ее нынешнем виде ведет к снижению темпов инноваций и росту цен. В 2013 году Верховный суд США единогласно постановил, что гены естественного происхождения не могут быть запатентованы. Компания Myriad Genetics из Солт-Лейк-Сити владела патентом на два важнейших гена, связанных с раком груди, и использовала свою рыночную власть, чтобы ограничить проведение тестов другими компаниями. Ее тесты были не столь эффективны, как те, что разрабатывались в других странах, а цены на них были непомерно высоки. Естественный результат: Женщины умирали без необходимости. И снова компромисс между свободой Myriad исключать - отрицать право других компаний предоставлять свои собственные тесты на гены по доступным ценам - и правом этих женщин на жизнь. Когда патент был снят, на рынке появились более совершенные тесты по более низким ценам, и инновации пошли в гору.

Во время эпидемии СПИДа сдерживающее влияние интеллектуальной собственности проявилось в полной мере. Компании, производящие лекарства, устанавливали цены, в несколько раз превышающие стоимость жизненно важных препаратов. Цены были настолько высоки, что многие пациенты не могли их себе позволить. Были компании и страны, способные и желающие производить и продавать лекарства по доступным ценам, но владельцы патентов заявили, что наша прибыль важнее ваших жизней. В результате тысячи людей погибли без необходимости.

В этой сфере, как и в других аспектах прав собственности, не существует естественного права. У людей нет никаких неотъемлемых прав на доход, полученный от конкретного патента. Очевидно, что при разных патентных режимах их доходы были бы разными. (Патентный режим определяется длиной и широтой патента, строгостью условий выдачи принудительных лицензий, ограничениями на установление завышенных цен, жесткостью требований к раскрытию информации и так далее). Как и в случае с другими законами и правилами, мы можем оценить последствия альтернативных режимов за завесой неведения - каждый из них ограничивает свободу одних (инноваторов), расширяя свободу других (тех, кто может воспользоваться ИС и получить выгоду от большего распространения знаний). Например, более длительный срок действия патента на лекарство принесет больше прибыли фармацевтической компании, но ценой того, что те, кто нуждается в лекарстве, будут вынуждены дольше платить более высокую монопольную цену, а пациенты, которые не могут позволить себе это лекарство, могут умереть. Рассматривая существующие режимы ИС в США и во всем мире, мы можем спросить: в какой степени они соответствуют тому, что могло бы возникнуть за