Шрифт:
Закладка:
Паника сжимает мою грудь, и я бегу остаток пути домой. Я выбираю зайти через черный ход, так как он самый близкий.
В тот момент, когда я сворачиваю за угол, сильная рука зажимает мне рот. Я вскрикиваю, зонтик и пакет выпадают у меня из рук.
Мой крик заглушается ладонью.
Меня тянет вперед. Я спотыкаюсь, и моя щека ударяется о капот машины. Я узнаю его запах еще до того, как горячее дыхание шепчет мне на ухо.
– Пришло время расплачиваться, сладкая.
Глава 18
– Эйден?
Мое сердце подпрыгивает в груди, время от времени ударяясь о капот машины.
Его машины.
Тусклый свет, льющийся из-за угла, не позволяет мне хорошо видеть, но я чувствую его.
Невозможно не чувствовать, когда я вдыхаю его чистый, ни с чем не сравнимый аромат, смешивающийся с дождем.
Внизу моего живота болит от того странного волнения, которое я всегда испытываю к нему.
Это проклятое осознание подобно неизлечимой болезни, отказывающейся покидать мое тело.
Я пытаюсь поднять голову и посмотреть на него, но он снова прижимает мою щеку к мокрому капоту.
– Что ты делаешь…
Он резко хватает меня за волосы.
– Заткнись нахрен, Эльза.
Я хнычу от боли, разрывающей мой череп, и от неудобной позы, в которую он меня поставил. Холодный, мокрый металл машины впивается мне в живот от каждого движения.
Когда я открываю рот, чтобы что-то сказать, он тянет меня за волосы, так что я смотрю в его темные глаза.
Его простая черная футболка промокла насквозь и прилипла к мышцам как вторая кожа. Дождь струйками стекает по его суровому лицу, сильной линии подбородка и шишке на губах из-за драки с Ксандером.
Он выглядит злым.
Нет. Смертельно опасным.
Возможно, это из-за темноты, дождя или пустынных улиц, но холодок ужаса пробегает по моей коже.
Это истинная форма Эйдена. Бездушный, бесчувственный псих.
– Ни единого гребаного слова. – Его левый глаз подергивается. – Ты не будешь испытывать меня прямо сейчас.
Мои губы дрожат, и это не из-за холода или дождя.
– Тетя сейчас наверху. – Я пытаюсь угрожать. – Она спустится за мной.
Его губы касаются моего уха, когда он шепчет жестоким голосом:
– Тогда почему ты не кричишь?
Прежде чем я успеваю подумать об этом, он прикусывает раковину моего уха. Сильно. Так сильно, что я думаю, он жаждет его прокусить.
Я вскрикиваю, но его рука зажимает мне рот, превращая крик в приглушенный, затравленный звук.
Такой, что издают жертвы, когда их похищают посреди ночи.
– Тебе нравится кровь на твоих руках? – спрашивает он мрачным, леденящим душу тоном.
Моя спина дрожит.
Кровь на моих руках.
В моих волосах.
В моем…
– Если бы я убил Ксана сегодня, это было бы из-за тебя.
Я что-то бормочу в его руку, но он лишь сильнее тянет меня за волосы.
– Ты знаешь, что я чувствую себя убийцей, когда кто-то прикасается к тебе? Поэтому ты выкинула этот гребаный трюк?
Я качаю головой, слезы застилают мои глаза и смешиваются с проливным дождем.
Боже. Он псих. Больной сукин сын.
Тогда почему я не сражаюсь?
Черт возьми, сопротивляйся, Эльза. Ты боец.
Мои конечности остаются прикованными к месту, сколько бы я ни умоляла их пошевелиться.
– Отвечай.
Я бормочу что-то неразборчивое. Он закрывает мне рот, как, черт возьми, я должна отвечать?
– Закричишь или дернешься, и я буду грубо трахать тебя, прижимая к машине, пока вся округа не узнает мое имя. Поняла?
Я сглатываю, кивнув один раз.
Он убирает руку от моего рта, но прижимает к капоту машины, обхватив сильной рукой за затылок.
– Ты используешь Ким против меня, – выдыхаю я, мой голос хриплый и грубый. – Неужели это так неожиданно, что я решила использовать твоего друга против тебя?
– Хм. Может, мне стоит избавиться от всех упомянутых друзей?
От его бесстрастного тона у меня звенит в ушах. Он… серьезен. Они не такие друзья, как Ким для меня. Если они представляют какую-либо угрозу его планам, они становятся одноразовыми.
Абсолютно никем.
Его полное пренебрежение человеческими эмоциями пугает.
Нет. Ужасает.
Что еще ужаснее, так это тот факт, что кто-то подобный ему так болезненно зациклен на мне.
– Ты распустил обо мне эти слухи. – Заткнись. Заткнись, не провоцируй его. Независимо от того, сколько я ругаю себя, слова не перестают вырываться из моего горла как яд. – Это из-за тебя на меня навесили ярлык шлюхи. Это из-за тебя ко мне никто не подходит.
– И не подойдет. – Он замирает у моего лица, так близко, что мы вдыхаем воздух друг друга. – Ты знаешь почему, сладкая?
– Почему? – бормочу я.
– Потому что ты всегда была моей. Ты просто этого не знала.
Он задирает мое платье, и воздух шлепает по моим голым бедрам, отчего по всей моей коже бегут мурашки. Я зажмуриваюсь, когда он стягивает с меня шорты, оставляя меня обнаженной под дождем и его безжалостным взглядом.
– Если ты все равно собирался взять то, что хотел, зачем просил меня быть твоей? Это все было игрой? Постановкой? Тебя заводило, что я цепляюсь за ложную надежду, думая, что у меня есть право голоса хоть в чем-то, что ты со мной делаешь? – Я задыхаюсь от этих слов. Мой голос такой эмоциональный, такой сердитый, что я чувствую, как он раскатывается, как гром, вместе с каплями дождя.
– Я же говорил тебе. Это был твой шанс сделать первый шаг, но я был прав. Ты не хочешь нежности. Ты хочешь, чтобы я забрал твою волю, не так ли?
– Отвали от меня, ты, больной ублюдок.
– Ты на мне повернута, сладкая. Ты такая мокрая, что я чувствую твой гребаный запах в воздухе.
Он засовывает в меня палец, и мои уши горят от стыда, когда он не встречает сопротивления.
Никакого давления.
Ничего.
Его палец находит убежище в моих плотных стенках, как будто ему там и место.
Как будто у него были на меня права с самой первой нашей встречи.
– То, что я доминирую над тобой, заводит тебя. – Он засовывает внутрь еще один палец, заставляя меня хныкать. – Находясь в моей власти, ты промокаешь насквозь.
Я прижимаюсь головой к металлу, но с его мертвой хваткой на моей шее это удается с трудом.
– Ты не обязана признавать это сейчас, но ты признаешь… – Он яростно вонзается в мое влагалище. – Рано или поздно.
Мои глаза закатываются к затылку,
