Шрифт:
Закладка:
– Нет, не думаю.
Не может быть, что это мой клиент. Мои клиенты обычно подвыпившие и даже не смотрят на меня. А если кто и смотрит и запоминает, то при встрече отворачивается, особенно если рядом находятся жена с детьми. Клиенты не особо со мной разговаривают, ночью у них другие желания. Это при свете дня каждый из них имеет свою индивидуальность, а ночью они все одинаковые, хоть с бородой, хоть без. Так и я для них. Впрочем, бывает и так, что мужчина встретит меня днём и не может вспомнить, где же он меня видел. Можешь не вспоминать, дяденька, потому что в обычной жизни я одеваюсь в балахонистые футболки, купленные на развале. Я специально выбираю такие, чтобы никто не пялился на мою грудь, а поверх юбки повязываю читенге. На запястье и на ладони у меня остались характерные шрамы от ожога, но кто смотрит на руки проститутки? Они видят мою грудь и попу. Никто не всматривается в моё лицо. Они пользуются мной в полутёмных комнатах дешёвых гостиниц, на задних сиденьях машин или за забором стройки – где придётся. И почти всегда я остаюсь девушкой-невидимкой.
Извинившись, мужчина так улыбнулся мне, уходя, что мне почему-то расхотелось красть фанту. Зажав под мышкой газеты, я иду домой. Всё-таки Энала просчиталась. Крыша над головой и возможность купить пропитание не сделали мою жизнь счастливей. Я не только не перестала нюхать клей, но ещё больше пристрастилась к нему. Тот, кого даже во сне донимает поросячье хрюканье клиентов, поймёт меня.
Встретив Новый год, на следующий день мы вернулись на улицу. Первый клиент появился сразу же после полуночи, пришёл он на своих двоих. Остановился возле нас с Сандрой и уставился на наши груди. При этом еле стоял на ногах.
– Вали отсюда! – сказала Сандра на бембийском.
– А вы что, заработать не хотите? – спросил мужчина заплетающимся языком, но его английский был идеален. Меня это больно резануло по сердцу, потому что я сразу вспомнила про Али. Я стыдливо отвернулась, но мужчина обошёл меня и заглянул в разрез платья.
– Вали отсюда, англичашка, – сказала Сандра. – Мы тех, кто без машины, не обслуживаем. – Словно протрезвев, мужчина выпрямился и зашагал прочь.
Не все в нашей стране остались довольны результатами выборов, оппозиция выводила народ на демонстрации, и беспорядки плохо отражались на нашем бизнесе. Находиться на улице стало небезопасно, и на пару дней мы опять засели дома. На третий день Энала сказала:
– Нет, девчонки, так не годится. Пошли-ка работать.
Ну вот мы и пошли – на улицу Париреньятва. Там всё как вымерло, лишь туда-сюда несколько раз проехал синий автомобиль, а потом остановился прямо посреди улицы. Девчонки ринулись к нему, а я сразу почувствовала неладное. Музыка в машине не играла, затенённые окна никто не опустил. И вдруг двери открылись, и из машины выскочили трое полицейских. Каждый схватил по две девушки, включая меня. Я в ужасе пыталась вырваться, но тщетно. Да они нас убьют, – подумала я и начала кричать и брыкаться. В ответ получила удар в живот. Взвыв от боли, я согнулась пополам, всё происходило как в страшном сне.
Соблазнительно выгнувшись, Сандра сказала своему пленителю:
– Может, поедем к тебе, бвана?
Сандра кинула игривый взгляд на полицейского, что держал меня, и тот грязненько загоготал. Оказалось, за деревьями прятался синий полицейский фургончик, вот в него-то нас и затолкали. Там было холодно, и жутко воняло потом. Фургончик тронулся с места. Какое-то время все молчали, а потом один из полицейских прикололся:
– Вы что, тоже протестуете против новоизбранного президента?
– Ага, они уличные, только не оппозиционерки, – сказал второй полицейский, и оба заржали.
Нас привезли в дежурную часть Нортмида, это рядом с автобусной станцией. Завидев нас, мужчины в обезьяннике начали улюлюкать, отпуская шуточки. Нас посадили в отдельный обезьянник, время тянулось до бесконечного долго. Дежурные тоже оживились и поедали нас глазами.
– Вот эта – чур моя, – сказал один, уставившись на меня своими круглыми зенками. – У неё ангельское личико такое.
Сцепив руки на коленях, я опустила голову и начала молиться. Сейчас казалось гораздо безопаснее отдаться в руки незнакомцу, но за деньги. Там всё просто: ты мне, я тебе. А тут…
Девчонок по одной уводили из клетки, пока я не осталась в одиночестве на жёсткой деревянной скамье. Я подняла голову и тяжело сглотнула: ко мне направлялся офицер, его толстые ляжки в брюках цвета хаки шумно обтирались друг о друга, на поясе болталась дубинка.
– Встать! – рявкнул он. Я подчинилась. Он вытолкал меня на улицу и посадил в полицейский автомобиль, забравшись следом.
– Так на что ты готова ради свободы?
Я не удержалась от ехидной усмешки.
– Поулыбайся у меня тут, – сказал он и расстегнул ширинку. Я и опомниться не успела, как он опустил мою голову и заставил расплатиться за свободу.
…Дома я напилась до чёртиков, потом меня разобрала икота, а потом – истерический смех. Я всё смеялась и смеялась, пока не уснула.
Глава 17
Мы не знали, когда придёт Ба Артур и кого поставит вместо Рудо. Сандра была уверена, что Рудо убили его же люди и что вместо неё он поставит мадам, которая не станет с нами нянчиться. Мы все ужасно нервничали от такой неопределённости. С Рудо было спокойно: она возилась с нами, как наседка с цыплятами, учила, как преподнести себя – стойте прямо, улыбайтесь, грудь повыше, ходите от бедра, и всё это с шутками да прибаутками.
Прошла неделя, мы по-прежнему оставались предоставлены сами себе и начали строить предположения о будущем. Однажды, когда мы оказались вдвоём, Энала сказала:
– Чимука, пора делать отсюда ноги.
Я почему-то решила, что Энала предлагает вернуться к бродяжнической жизни, и испугалась. Бордель, конечно, так себе дом, но всё лучше, чем снова оказаться на улице.
– Ты предлагаешь, чтобы мы снова… – попыталась сказать я.
– Конечно нет, Чимука, – прошипела Энала, закатив глаза. – Можно и в другом месте обустроиться, почему обязательно здесь?
Мне даже говорить об этом было страшно, но, с другой стороны, Энала оставалась моим другом и плохого не предложит. Если у неё есть какой-то план, то надо его выслушать.
– Послушай, иве, – мягко сказала Энала, плотнее прикрыв дверь. – Во-первых, не надо рассказывать остальным, мало ли что. Давай сделаем так. К вечеру я скажусь больной, а ты немного задержишься, якобы чтобы помочь мне. Главное, чтобы все ушли.
– Но почему?
Энала снова закатила глаза
