Я тебя ждала…

В отстранённом, задумчивом лице волка что-то меняется. Он будто только сейчас по-настоящему увидел меня, отвлекшись от своих мыслей. Тяжело вздыхает.

– Конечно, хочу, Ча-ари, – Гер присаживается напротив и касается моей щеки ладонью. Она шероховатая и теплая, и я прижимаюсь к ней, чуть прикрыв глаза.

– Но больше всего хочу, чтобы ты жила, – волк упирается лбом в мой лоб, говорит тихо и хрипло, его жаркое дыхание щекочет мое лицо, – А значит обниматься некогда. Надо делать. А ты спи, я чувствую твою усталость, она даже меня травит. Тебе сейчас надо много спать.

– Потому что… – шепчу нервно и замолкаю. Язык не поворачивается продолжить. Мне трепетно и страшно.

Гер криво улыбается на это, чуть отстраняясь. Большим пальцем гладит мою щеку.

– Ты ведь знаешь почему. Чувствуешь их, да? – невесело ухмыляется.

– Их? Я не была уверена. И ты, кажется, не рад, – во рту пересыхает от волнения.

Гер кивает, его янтарные глаза почти коричневые в густом полумраке комнаты. Подается ближе и целует меня в лоб.

– Прости, Ча-ари. Я не был готов. Знал, понимал, что так и будет. Но почуять в реальности, как сегодня на рассвете – это совсем…совсем другое. И мне теперь страшно, что не смогу защитить…Вас. Но я все сделаю, обещаю. Все зависящее от меня.

– Я все равно не доношу, – всхлипываю, обнимая себя за плечи, когда Гер отстраняется.

Впервые мне настолько больно осознавать это. Когда я теряла детей, будучи сосудом, меня охватывало лишь уныние и душный страх перед будущим. Я ничего не испытывала к их отцу, не считала нерождённых волчат своими. Сейчас же…

– Хар уверен, что доносишь, и я верю ему, – хмурится Гер, – Но тебе надо отдыхать. Твой запах очень быстро меняется, а значит и в организме тоже большие перемены. А ты всего лишь человек…

Я послушно вытягиваюсь на шкурах, укладываясь. Адреналин после тяжелой ночи постепенно растворяется в крови, и меня правда вновь одолевает болезненная сонливость, как все прошлые сутки.

– Странно, с чего он вдруг взял, что доношу, – зеваю.

– Я бы тоже хотел это знать, земляночка. И думаю, скоро вытрясу ответ из него, – задумчиво кивает волк, гладя меня по голове.

– Я бы хотела, чтобы ты лег рядом, – тихо признаюсь.

– Когда ты проснешься, я буду рядом, Ча-ари. Спи.

И я закрываю глаза.

*** Прихожу в себя, когда за единственным окошком в пещере Гера уже совсем черно, и только россыпь крупных звезд освещает небо. Подскакиваю на настиле, озираясь. Не верится, что так долго спала. Около постели стоит миска с наваристой похлебкой, лежит лепешка и молодой сыр. Огонь, тихо потрескивая, догорает в очаге. Чуть не подпрыгиваю от испуга, когда кто-то сзади обнимает меня за талию и укладывает обратно.

– Тш-ш-ш…я, – шепчет Гер, улыбаясь, мне в ухо.

– Не заметила тебя, – разворачиваюсь к волку, отчего его лицо оказывается совсем близко к моему. Даже янтарные глаза напротив двоятся.

– Я понял. Есть будешь? – кивает на принесенную еду за моей спиной.

– Потом, – улыбаюсь, очерчивая пальцами его суровые, выразительные черты. Брови вразлет, прямой нос, выраженные скулы, твердый подбородок.

–Ты долго спала, надо есть, – хмурится недовольно мой волк, прикусывая подушечки изучающих его пальцев.

– Ты как наседка стал, – фыркаю, отдёргивая руку.

– Знаешь, Дина, – смеется на это Гер, – Учитывая, на что я согласился ради тебя, мне теперь принципиально важно, чтобы ты была ухожена и всем довольна, а не от голода померла. Слишком будет обидно.

– Еще хуже! – толкаю его в бок, привставая с постели, – Будто о домашнем питомце!

– О «любимом» забыла добавить, – урчит Гер, укладывая меня к себе на грудь. Вижу, как довольно блестят его янтарные глаза, как кривит четкий контур губ ласковая улыбка.

– Ты уходил таким напряженным, сейчас совсем не такой. Что изменилось? – озвучиваю свои наблюдения.

– Ничего…

Гер пристально смотрит в глаза, не отвечая. Гладит пальцами обруч на моей шее, дотрагивается легонько до поставленной метки, а после протягивает руку к своим штанам, валяющимся рядом с настилом, нащупывает в кармане маленький передатчик и похоже включает его, чтобы заглушить сигнал.

– Мы сегодня долго обсуждали, как все будет, и я наконец поверил, что у всех нас есть шанс. Если, конечно, то, что говорит Хар, правда, – уже совершенно серьезно произносит мой волк. От ленивой улыбки не остается и следа.

– Расскажешь?

– Конечно. Тем более, что в его плане есть место и для тебя.

Гер откидывается на шкуры, положив одну руку под голову, а второй крепче прижимая к себе и, устремив рассеянный взгляд в каменный свод потолка, начинает медленно говорить, будто взвешивая и обдумывая каждое вылетевшее слово.

– Примерно пару лет назад приключилась здесь одна история. Вместе с жертвенной сотней спустили к нам вниз с корабля конфедератов одного ворчливого старика, и приземлился он аккурат в болоте, в которое попала наша Рона. Видимо, конфедераты решили, что немощному старику, особенно во время охоты, здесь больше дня не прожить. Да и на болотах много одичавших. Они и самок-то не жалеют, что уж говорить о мужике. Но вышло все не так. Наткнулся на него покойный Хайд, которого ты встретила первым. Он хоть и вздорный был волк, но просто так не грыз никого – ни самку, ни случайного новичка. Начал спрашивать, кто такой этот старик и как тут очутился. Оказалось, что он был первым помощником капитана корабля Конфедератов и скинул его к нам сам капитан, когда узнал, что через пару дней придет из Вальдена приказ, что ему придется уйти в отставку за про проявленную халатность, а старого волка поставят на его место. За какую именно халатность, Фредер, а так звали старого волка, не сказал. Да и вообще не очень-то мы ему поверили. Скорее всего, за халатность его как раз и сбросили. Он очень он был весь скользкий какой-то. Хитрый и ленивый. Одна радость – рассказывал хорошо. А такие здесь, на Арае, ценятся не меньше женщин. После тяжелого дня бывает так хорошо посидеть и огня на главной поляне и послушать чьи-то складные байки. Так он у в стае и прижился, даже не смотря на леность и абсолютную бесполезность в делах. А через пару месяцев Фредер умер от укуса местной большой осы. Молодой волк бы выжил, повалился бы только в жару пару дней, но для старика ее яд – приговор. Как, впрочем, и для тебя, Ча-ари…

Гер сбивается и, хмурясь, гладит меня по голове.

– Дальше давай, – подгоняю его.

– Да…Так вот. Так бы может и не помнил я его уже –