А меж тем и ночь подобралась. Фонари на Краснокаменке, конечно, были, но расставлены в редком порядке да зажигались через один, поэтому света от них ожидать не приходилось. Витольд Львович, понявший, что из освещенного трактира наблюдать за темной улицей несподручно, подозвал хозяина и вкрадчиво, как своему, сказал:

— Комната нам нужна.

— Дело ваше, — трактирщик укоризненно посмотрел сначала на Миха, потом на Меркулова, — но для таких вещей увеселительные дома есть.

— Ах ты, вошь подзаборная, ты чего там в голове себе удумал? — грозно поинтересовался орчук.

— Нет, нам нужна небольшая комнатка для отдыха, но чтобы окна непременно выходили на улицу.

— Ну, так я меблированные комнаты не сдаю, другим зарабатываю, — развел руками хозяин.

— Заметил, скупкой краденого, — кивнул Меркулов.

— Да что вы, В-в-в-ваше благородие, такое г-г-говорите, — стал, заикаясь, открещиваться трактирщик, однако в лице поменялся.

— Видел я тут, как заходила парочка с мешками, вроде перехожие. Они тебя знают, ты их знаешь, я такое по глазам читать умею. Да только меня увидели и заторопились убраться.

— Что вы говорите такое! — все отпирался хозяин.

— Думаю, приведи сюда людей с моего ведомства, а не того околоточного, который тебе так развернуться дал, то много интересного найти можно. Так что, навестить тебя еще раз или…

— Или что? — ухватился за единственный возможный шанс трактирщик.

— Или комнату давай нам.

— Сейчас же исполним, приберем чуток и исполним.

Трактирщик засуетился, оттащил полового в сторону, сердито ему что-то наказывая. Потом махнул рукой и бодро, слишком бодро для такого хряка, умчался наверх.

— Как вы двоих-то заметили, — удивился Мих, — я думал, что вы все время в окошко смотрели.

— Так с улицы и заметил. Потом лишь искоса на мгновение повернулся, только не всем телом.

— Ну так надо супостата теперь в острог.

— Экий ты быстрый, — усмехнулся Меркулов. — А Черного кто караулить станет? Нет, у нас дело важности намного большей, чем клопов по углам ногтями щелкать. В Славии многие воруют, за всеми гоняться жизни не хватит. Пока ментальность в народе не поменяется, так и будет. Уберешь этого — появится другой. Может, хуже. Трактирщик же теперь еще с месяц осторожничать станет, да и случится что на Краснокаменке, мы знаем, кого спросить о том можно. Что ж они там завозились?

— Прошу, — хозяин будто вырос из-под половиц.

Поднялись наверх и оказались в маленькой клетушке с панцирной кроватью, точно такого же принципа, как у самого Витольда Львовича дома, только не в пример больше. Сдавалось Миху, что соврал хозяин и по поводу увеселительности: таскают сюда девок распутных, как есть таскают. Только теперь понял орчук, как устал за день ничего не делать. На то ведь, оказывается, тоже особый талант нужен. Сидит вот какой-нибудь коллежский секретарь, чернилами мух кормит, зевает так, что челюсть, глядишь, свернет. А домой придет — и сил нет у несчастного. Вот оно как.

Витольд Львович точно мысли орчуковские прочитал:

— Ложись, Мих, поспи. В середине ночи разбужу, будешь ты следить.

А полукровку и уговаривать не надо. Взгромоздился на кровать, только пружины натужно заскрипели, глаза прикрыл — и баста. Ведь известно, прочие, как и люди, ежели с чистой совестью, то сразу засыпают.

Только недолго дремал, почувствовал, как толкает Меркулов. Открыл очи, а Витольд Львович взбудораженный стоит — глаза красные, невыспанные, волосы растрепаны и воротник расстегнут. Увидел, что орчук проснулся, палец к губам прижал, будто кто еще в комнатке был, да вымолвил лишь одно слово.

— Черный.

Глава 11, в которой выясняется еще несколько удивительных особенностей Черного

Трактир и не думал засыпать, раздухарившись еще больше. Его обитатели, среди коих виднелись и вовсе отщепенцы в грязном рубище с рожами, на которых клейма негде было ставить, при появлении внизу титулярного советника и орчука затихли. Но лишь на секунду, пока не поняли, что до них странной парочке дела нет, потому не успели случайные (а подобных визитеров тут редко видели) покинуть трактир, как разгул продолжился с прежней, а может, даже с большей силой.

Но обитатели дрянной дыры распрощаться с полицейскими чинами явно поспешили. Человек, из благородных, выскользнул наружу, точно прижавший уши кот, охотящийся за воробьем. А вот орчук лишь взялся за ручку, постоял, от нетерпения шаркая сапогами и едва заметно шевеля губами, будто считал. И, выждав определенное время, выбрался следом.

Передвигался Мих мелкими шагами, но почти бесшумно. Все смеются люди над орками, над их кажущейся неуклюжестью. А так подумать — сколько раз разведчики кочевничьи, по двое-трое передвигаясь, разъезды конные, что на ночь лагерь разбивали, полностью вырезали? Или взять любого икекула — на славийском выйдет диковинно и длинно: «воин с оружием в каждой руке» — так те вовсе без щитов и тяжелых доспехов сражаются, надеются на ловкость и удаль свою. И надобно сказать, не зря. Вот и с Михом так.

Эх, разносил бы сапоги как следует, так и вовсе татем ночным крался по спящей темной улице. Впрочем, его и так какой-нибудь прохожий с трудом услышал бы. Однако Витольд Львович, в делах слежки хоть человек новый, но все же голову на плечах имеющий, рассудил здраво. Он пойдет за Черным, в случае чего свяжет его боем да крикнет Миху, а тот уж, если придется туго, на выручку явится.

Орчуку, понятно, подобное не понравилось. Не дай бог, опять что не так пойдет, а теперь Миха рядом не будет. Кто хозяину поможет? То-то же. Не успеет даже рта открыть, как скрутит его незнакомец в гоблинарском плаще. Шпион тот, а может, и убийца наемный — для полукровки было неважно. Знал он другое: Черный — сретник опасный. О том уже несколько прочих узнали — Логофет да Элариэль. Не дай господь, защити, Матерь-заступница, и до человека дело дойдет.

Предложил Мих голубчика сразу взять, тепленьким. Так Витольд Львович заупрямился, сказал, мол, надо его до жилья сопроводить, вдруг что не так пойдет. А что не так может пойти? Орчуку лишь один раз бы попасть по Черному, вдарить, чтобы забыл, как солнышко яркое светит, так и не надо тому боле ничего будет. Но разве Меркулова переспоришь? С одной стороны поглядишь — невероятной мягкости и покладистости человек,