Шрифт:
Закладка:
Смеяна помедлила, опустила глаза, потом положила руку на его запястье. Такое предложение стоило дорого, но совесть не позволяла ей согласиться.
– Я не могу, – тихо сказала она. – Ты хоть и куркутин, и родился от рабыни, а ты свой род знаешь. А я своей крови не знаю. Как я могу с кем-то ее мешать?
* * *
Этим же вечером Смеяна при первой тени сумерек в небе пошла к Истиру, к березняку, где когда-то в прошлые годы мельком замечала пляшущие огонечки волшебных цветков. Еще издалека она слышала на луговине над рекой звонкие девичьи голоса, визг, смех, дружное пение и хлопанье в ладоши. Лиходеи, князья и постройка новых крепостей не могли заслонить того, что идет волшебный месяц кресень, пора наивысшей власти Лады и Ярилы. Каждый вечер парни и девушки окрестных родов собирались над Истиром, водили хороводы и приглядывали себе пару для будущего сватовства. Только в последние дни Смеяна, занятая заботами о Граче, забыла ходить на луговину. А сейчас, вспомнив, она ускорила шаг – до полуночи еще долго, отчего же не повеселиться? Месяц кресень бывает только раз в году, и скоро опять погонят ворошить сено, полоть огороды, потом вязать снопы, дергать, мочить, мять, чесать лен, потом посадят за прялку – на всю долгую-долгую зиму!
Ее встретили радостными криками: ее смеха и неукротимого задора не хватало, а все парни успели по ней соскучиться. После ее встречи с полудянкой они так и вились вокруг Смеяны. Каждый день она встречала кого-нибудь в поле, в лесу, на Истире. Как будто прозрев, они обнаружили, что она красивее всех девушек Ольховиков. Смеяна с удовольствием принимала их восхищение, а в душе посмеивалась. Вот дурачье! Она подолгу разглядывала свое отражение в тихой заводи Истира и убедилась, что в лице ее ничего не переменилось, все веснушки до одной сидят на своих прежних местах. Сначала Смеяна подумала было, что полудянка ее обманула, но теперь даже Заревник приходил к Ольховикам не ради Верёны, а ради нее. Верёна, разобиженная и несчастная, ничего не понимала и даже плакала украдкой, но Заревника словно подменили. Он проходил мимо Верёны, как мимо дерева, и взгляд его искал одну Смеяну. А Смеяна никак не могла привыкнуть к новому положению красавицы и завидной невесты. Часто ей было весело, но часто и неловко, как будто она надела чужую рубаху. Но смущаться долго она не умела и с радостью летела в хоровод, счастливая уверенностью, что никак не сумеет остаться без пары. И может выбирать кого захочет!
К ее приходу затеяли играть в «селезня», и Заревник тут же выскочил за круг.
– Кого уткой зовешь? – спрашивали у него.
Верёна вскинула голову – в прежних играх он выбирал только ее.
– Смеяну, – тут же отвечал он, и Ольховики встречали его слова смехом.
Все игрища в месяц кресень непростые – кого уткой назовут, ту и сватать придут.
А Верёна вдруг вырвала руки у соседей по хороводу и бегом бросилась прочь. Она больше не могла притворяться веселой. Каждое слово, каждый взгляд Заревника, отдалявший его от нее, был для Верёны острым ножом, и она больше не могла сдержать слез боли и обиды.
Селезень ловил утку,
Молодой ловил серую:
– Поди, уточка, домой,
Поди, серая, домой!
У тебя семеро детей,
Восьмой – селезень! —
весело пели позади нее, на поляне между берегом Истира и рощей. В общем хоре Верёна различала восторженный визг уточки-Смеяны, которая быстрее молнии металась в кругу, не давая селезню-Заревнику приблизиться к ней. Прижавшись к березе, Верёна обернулась: Заревник ворвался в круг, но Смеяна тут же вылетела из круга с другой стороны и быстрее Полуденной Девы понеслась к роще. Заревник бежал за ней, провожаемый смехом и криками.
Нырнув в тень березняка, где уже начали сгущаться понемногу летние теплые сумерки, Смеяна быстро пропала в нем, как будто растворилась. Бешеный жар игрищ перегорел, теперь ей хотелось отдышаться, посидеть где-нибудь в прохладе.
Усевшись под ореховым кустом, она фыркала от смеха, вспоминая хоровод. Сам Заревник бегал за ней, как привязанный. «И сейчас, как видно, еще бегает!» – думала Смеяна, слыша где-то за деревьями зовущий голос. Пой, соловей! Она вовсе не собиралась откликаться. Игры ей поднадоели, и она уже выкинула все прошедшее из головы.
Тьма сгущалась. Оглядевшись и заметив тени меж стволами, Смеяна вспомнила о Граче. Они договорились встретиться возле опушки в сумерках, и ему уже пора появиться.
Поднявшись, она не спеша побрела к опушке и вдруг наткнулась на Заревника. Смеяна успела позабыть о нем и вздрогнула, увидев меж белых стволов рослую человеческую фигуру в нарядно вышитой рубахе. Полуувядший венок съехал Заревнику на ухо, волосы намокли от пота и прилипли ко лбу. Вид его позабавил Смеяну, и она фыркнула. Заревник мигом обернулся, тоже вздрогнул, но тут же вздохнул с облегчением.
– Ах, вот ты где! – радостно воскликнул парень, устремляясь к ней. – А я тебя ищу!
– Слыхала я, что ищешь! – насмешливо отозвалась Смеяна, ловко уклоняясь от его протянутых рук. – Всех леших переполошил, так орал. Не боишься, что берегиня вместо меня выйдет и тебя запляшет до смерти?
У нее мелькнула забавная мысль, не притвориться ли берегиней, но все же Смеяна постыдилась дочерей Дажьбога.
– Нет, лада моя, я тебя ни с кем не спутаю! – ответил Заревник и снова хотел ее обнять.
Он казался пьяным, но не от меда или пива, а от теплого дыхания Ярилы и Лады, наполнявших землю. Сейчас он был не тем спокойным и сдержанным парнем, которого все знали.
– Что же ты бежишь от меня? Я уж сколько дней о тебе одной думаю. Не знаю, как мне Купалы дождаться, – хочу тебя в жены взять…
– Надо же, какой скорый! – воскликнула Смеяна и прыгнула за березу, так что вместо нее в объятиях Заревника оказался белый ствол. – Ты меня саму-то спросил, хочу ли я за тебя замуж?
– Да как же не хочешь? – Заревник удивленно поднял брови и сдвинул венок на затылок. – Ты же сама…
– Что я сама? – посмеиваясь, переспросила Смеяна. Его вид сейчас казался ей очень забавным.
– Да все! Ты же любишь меня!
– Я? – теперь Смеяна удивилась. – Да кто тебе сказал?
Врожденный задор толкал ее поддразнивать Заревника, как и всех прочих, но она не заглядывала в будущее дальше сегодняшнего вечера, и замужество, привычная цель и назначенное счастье каждой девушки, казалось ей расплывчатым и очень далеким.
– Да как же иначе! – Заревник начал