Шрифт:
Закладка:
* * *
Велемог пробыл на Истире три дня, один раз ночевал у Ольховиков, один раз – у Перепелов, а потом уехал в Лебедин, чтобы оттуда уже вернуться в Славен. Место для нового города было выбрано в версте от огнища Ольховиков, на мысу между рекой и глубоким оврагом. Это было самое высокое место ближнего берега, с незапамятных времен служившее местом игрищ и обрядовых костров на новогодье и Медвежий велик день. Старики ворчали, недовольные тем, что строительство княжеской крепости лишит все ближние роды привычного места обрядов, но возражать никто не смел. Велем, когда ему рассказали, помолчал, как будто прислушиваясь к чему-то, а потом хмыкнул и мотнул головой. И Ольховики долго рассказывали об этом родичам и соседям, не зная, как это понять.
Все три дня Смеяна с тревогой прислушивалась к разговорам княжеских отроков, следила за Варовитом. Старейшина маялся и не спал по ночам от тревоги, что сокрытие пленника выйдет наружу. Но и признаваться теперь было страшно, и терять холопа жалко. За три дня никто из старших даже не спросил у Смеяны, где Грач и куда она носит пироги. К радости Смеяны, Ольховики притворились, будто никакого дрёмича в глаза не видали.
Через три дня князь с дружиной уехал, но тревоги Варовита и Смеяны не кончились: на огнище остался жить княжеский городник с четырьмя отроками. Все ближние роды получили новую повинность: рубить двухсот-трехсотлетние дубы для постройки стен и свозить их к выбранному месту. Городник сразу же велел везти его по окрестным дубравам, чтобы выбрать наилучший лес. Старики вздыхали потихоньку: городник попался понимающий и дотошный, такой никому не даст спокойного житья. Какой мирной и прекрасной казалась жизнь, оставшаяся позади, – без дрёмических лиходеев, без городника!
– Ох, неужели и правда станут на нас дрёмичи ходить разбоем? – спрашивал Варовит, умаявшись с городником в первый же день. Объехав несколько ближних лесов, старейшина едва добрался до дома, а городник все еще был недоволен. – Ведь сколько жили мы без города…
– С дрёмичами теперь мира ждать не приходится! – уверенно отвечал городник. – Держимир – нашему князю враг вечный, до самой смерти.
Смеяна, сидевшая со ступкой возле печи, стала ударять пестом потише и прислушалась. В эти дни мамкам и бабкам гораздо легче удавалось засадить ее за домашние дела, даже за самые скучные – она соглашалась даже вертеть жернов, только бы послушать, о чем говорят княжьи люди.
– Чем же так не угодил? – хмуро спросил Забота.
Ему уже виделось, как все до одной ольховские лошади падают, замученные непосильной перевозкой дубовых бревен.
– Так ведь Держимир к княжне смолятической сватается, а ее за нашего княжича отдают. Уже и сговор был, к зиме пора будет в Велишин за невестой ехать. Вот дрёмичи и злятся, что их князю пустое веретено досталось. А Держимир зол, братцы мои, чистый зверь! Он нашим князьям по самую смерть не простит!
– Это понятно! – Дед Добреня кивнул. – За невесту, бывает…
А Смеяна замерла, держась обеими руками за опущенный в ступку пест, но не имея сил его поднять. Теперь она поняла, что значит «пораженный громом». Едва ли громовой удар потряс бы ее сильнее, чем эти слова городника.
Светловою сосватали невесту! Городник говорил о скорой женитьбе княжича как о решенном деле, о котором все знают. Сердце Смеяны пронзило отчаяние, нежданное и нелепое, но острое и болезненное. Ей-то что за дело? Разве могла она сама надеяться на что-нибудь? Конечно, нет! Так что ей за дело, женится Светловой на смолятической княжне или на славенской боярышне, сейчас или через два года? Но Смеяне казалось, что свет солнечный потускнел, что самая большая радость ее жизни у нее внезапно отнята. Больше никогда она не увидит того светлого бога, живое воплощение Ярилы, каким явился ей княжич Светловой тем ясным днем на ржаном поле.
Бросив пест и ступку, Смеяна выскользнула из избы и бросилась прочь со двора. Ей было все равно куда бежать, лишь бы на воздух, на простор, подальше от всех. В лесу ей всегда было легче, как будто она входила в какое-то огромное, легко и ровно дышащее сердце, и свежее дыхание леса смывало с ее души тоску и обиду.
«Ну и пусть! – сама себе твердила Смеяна на бегу, даже не пытаясь собрать обрывки своих мыслей. От быстрого движения ей уже делалось легче, как будто тоска не успевала за ней угнаться. – Ну и пусть женится! Хоть на лягушке зеленой! Мне-то что? Он мне вовсе… И кто она? Какая княжна? Смолятическая? И еще Держимир дрёмический сватается?»
Держимир дрёмический! Да ведь у нее же есть человек, которого можно расспросить об этом. Ведь Грач – из дружины Держимира! Наверняка он что-то знает об этом, не может не знать!
Смеяна повернула к ельнику. За эти дни Грач откопал себе нору под корнем вывернутой ели, выстлал ее зеленым мягким мхом и еловым лапником. Нора получилась довольно глубокой, и со стороны ее не было видно. Даже вздумай ретивый городник поискать подходящее дерево в ельнике, едва ли он нашел бы Грача. На ходу Смеяна прислушивалась, нет ли поблизости кого чужого, но все было спокойно.
Человеческая фигура вдруг отделилась от толстого темного ствола ели, и Смеяна вздрогнула от неожиданности.
– Фу ты, леший! – приглушенно воскликнула она. Грач уже шагнул к ней, и его черные волосы и темные глаза пугающе роднили его с полутемным ельником. – А если бы это была не я? – с укором продолжала Смеяна. – А забреди сюда какая девка из Перелогов? Да у нее со страха и дух вон! Подумает, что на лешего наскочила!
– Чужая девка меня не увидит! – уверенно ответил Грач. Подойдя, он положил руки на плечи Смеяне, наклонился и поцеловал ее в щеку возле глаза. На ее попытку уклониться он не обратил внимания, улыбнулся и подмигнул ей, показывая, как рад ее приходу. – Чужой девке я не покажусь!
Смеяна тихо фыркнула, понемногу развеселившись. Здесь, в лесу, Грач за эти дни совсем оттаял и оказался очень веселым, разговорчивым и задорным парнем. Суть перемены была проста: он перестал прикидываться холопом и стал самим собой. Его попытки обнять Смеяну становились все настойчивее, и она уже не раз била его