увидел на Востоке, потрясли Ансельма до глубины души. Однако он счел беспокойным запад с его многочисленными новыми монашескими орденами и духовными коммунами, каждая из которых является новаторской и каждая со своими новыми правилами и обычаями. Это привело его к тому, чтобы подвергнуть сомнению причину плюрализма в церкви и обществе - вопрос, который тревожил его так же, как тревожит немецких католиков в наши дни: мог ли Бог, который Сам был совершенным и неизменным единым целым, допустить такие разнообразие и диаметральные противоположности в мире?

Ансельм обратил внимание на то, что новые монашеские ордены были вовлечены в жестокий конфликт друг с другом, и не только из-за словесных разногласий: его собственные премонстранты были в конфликте с цистерцианцами, старое бенедиктинское монашество - с клюнианцами, белое духовенство - с черным. Его многочисленные поездки и неисчислимые беседы в Риме, Равенне, Восточном Риме и полуязыческом Хафельберге (где он стал епископом) убедили Ансельма в том, что перемены, прогресс зависят от воли Божьей.

Ансельм собрал свои предварительные и почерпнутые из опыта мысли в три книги с многозначительным названием «Диалоги», в которых он бросает вызов традиционному, статичному и, в сущности, внеисторическому убеждению, которого придерживались большинство его современников-церковников, а именно тому, что deus immutabilis - Бог неизменный - отвергает инновации и изменения как гибельные и зловредные, как отход от совершенного единства. Ансельм стал видеть мировую историю как грандиозно задуманную образовательную работу, выполненную триединым Богом, который учит человечество посредством правды, которая есть Христос, и посредством Святого Духа - «создателя и учителя правды». Ансельм настойчиво утверждает с большой смелостью, что церковь того времени способна понять больше, чем во времена апостолов. Такие «модернистские ереси» были противны теологам курии даже в IX-X вв. Но Ансельм доказывает, что под руководством Святого Духа христианство переживает раскрытие веры, которая присутствует в Евангелии в основном косвенно. Церковные синоды достигли подлинного прорыва, реально добились эволюции вероучения. Святой Дух учит человечество через разнообразие и различия, как в случае с новыми монашескими орденами, и через изменение, которое впервые здесь считается чем-то позитивным. Посредством Святого Духа все христианские народы принимают участие в этом прогрессе. Новое необходимо именно для того, чтобы удержать и развить то, что ценно во всем старом. В новых монашеских орденах церковь обновляет свою молодость, как орел. Никого не должно удивлять, что церковь выглядит разной в трех мировых эпохах; в этом и состоит ее величие, что ее украшает разнообразие diversarum religionum et actionum.

От Ансельма естественно будет перейти прямо к Иоахиму Флорскому. У Иоахима имелись связи со двором Гогенштауфенов на Сицилии и с правительством Гогенштауфенов в своей родной Южной Италии. Руперт из Дёйца провел несколько лет в Монте-Кассино, Ансельм Хафельбергский умер, будучи архиепископом Равеннским. Много сложно переплетенных нитей - германо-итальянских, германо-римских и итало-греческих - соединяются в Иоахиме Флорском - настоятеле аббатства Кораццо, а его труды проливают уникальный свет на gravis questio Оттона Фрейзингского - конфликт между императором и папой римским. Но прежде чем перейти к Иоахиму, мы посмотрим, как этот конфликт отразился на интеллектуальной и литературной деятельности мирян в Германии.

На первый взгляд, кажется, Священная Римская империя вообще не фигурирует в их поэзии, что сильно отличает ее от литературы, прямо или косвенно используемой в качестве пропаганды императором и его публицистами (например, Ligurinus - пьеса об Антихристе, написанная в Тегернзее, и некоторые песни менестрелей и minnesdnger). Высокая немецкая поэзия берет материал с запада, с Британских островов и из англо-норманнского королевства, из Бретани, Прованса и Иль-де-Франс, из поэзии, выросшей из кельтских преданий и преданий Ближнего Востока. Эта литература не возвышает императора, которого обходят молчанием и отодвигают в сторону, как в западных летописях и хрониках. Король Артур и рыцари Круглого стола, Персиваль и Грааль отражают великолепие, славу и «стремления» хладнокровной и амбициозной аристократии, которая нередко вступала в конфликт с Римом, часто была не в ладах с королями и не желала заключать никаких сделок ни с каким императором. Литературные и культурные связи, соединявшие Вельфов с Англией и Гогенштауфенов с французами, упрощали проникновение этого материала в сочинения миннезингеров, придворный эпос и любовные стихи.

Выбор этого явно «западного» материала сам по себе имеет метаполитическое значение. Немцев привлекали не только его богатство и разнообразие. На первый взгляд может показаться, что люди, таким образом погруженные в глубину своего сердца, дух и эрос, не хотели иметь ничего общего с «грязной политикой». Однако когда мы смотрим внимательнее, то мы можем увидеть в этой поэзии сильное внутреннее недовольство империей и церковью.

Поэт этой школы считал и ощущал себя «императором». Его женщина (по-провансальски dompna, по-итальянски «мадонна») была его императрицей. Для него regnum - это любовь (minne), отношения между женщиной и мужчиной. Они совершают высокое таинство любви друг с другом и не нуждаются в церкви или священнике. Это внутреннее королевство разоблачает таинства, божественные суды и приговоры, «благочестивые лозунги» старых сил - церкви и империи - как обман. Эта точка зрения энергично выдвигается Готфридом Страсбургским в его «Тристане» (написанном, вероятно, при дворе епископа Страсбургского в критические годы между 1205 и 1220 гг.): Марк - законно помазанный и рукоположенный король - это греховный, глупый, лицемерный и развращенный человек, потому что он не желает признавать высшее экзистенциальное право minne - любовные отношения между своей женой Изольдой и Тристаном. Религиозно-политическая верность Священной Римской империи связывала императора и преданных ему людей, императора и «человека». Точно так же эта вассальная верность связывала мирских и духовных князей и «всех тех, кто верит в Христа», с папой в Риме. Новая верность Minne действительно питает Тристана и Изольду. Это истинная преданность, которая существует исключительно и единственно в их отношениях друг с другом.

Двое влюбленных - «помазанники любви». Они сами новый Иисус Христос, помазанный король и священник! Они осуществляют таинство любви друг с другом в своей пещере, которую Готфрид делает как бы преемницей дворца Гогенштауфенов (на вершине ее свода есть корона), мирским готическим собором света (наследницей соборов французских монархов), «цистерцианским» замком Грааля. В это внутреннее королевство, где двое влюбленных бросают вызов старой империи, старой церкви и старому придворному обществу и нежно дарят друг другу истинное таинство, «горюющему королю» Марку нет входа.

А что там с другим Христом, Всевышним над помазанным владыкой и епископами (Оттон Фрейзингский славил короля и епископа как christus domini)? Христос встает на место, «как надутый ветром рукав» (отголосок современной моды), и податлив к требованиям любви. В своем божественном суде Христос находит место