Шрифт:
Закладка:
Мы встречаем третий военный год в твердой вере и непоколебимой воле к победе. Давай надеяться, что эта победа станет последней в этой войне. Однако мы все же считаем, что она будет гораздо более значительной, чем две предыдущие и славные наши победы и прошлые успехи. Пусть Господь будет милостив ко мне и благословит меня в новом военном году. И тогда все закончится хорошо. Да свершится воля Божья! Вперед к новым подвигам! Да здравствует наш дорогой любимый фюрер!
2 сентября 1941 г.
Когда я осознал, что наша машина снова находится в Свиском, то с трудом мог поверить, что нам удалось пережить этот тяжелый день. За последние шесть дней нам несколько раз пришлось менять позиции из-за вражеского огня, но все равно сегодняшний день был худшим. Он начался фейерверком с самого утра. Я работал в машине, когда во дворе перед нашим зданием упали первые снаряды; некоторые прямо за машиной. В результате вражеского огня находившийся рядом маленький дом оказался объятым пламенем. Тогда я отогнал машину за дом. В самом здании, где прежде, должно быть, располагалась техническая школа или что-нибудь подобное, проживали команда водителей, несколько радиотехников и операторов телефонной связи, адъютант командира и подчиненные мне водители. Остальная часть штаба уже снялась и отправилась в село Сурское.
Артиллерийский огонь с каждой минутой становился все более плотным, грохот вокруг извещал о том, что снаряды рвутся рядом с нами. Окна вскоре были выбиты, хотя их и так оставалось не так уж много, – пыль и дым проникали во все щели. Вскоре в окна стало видно, что клубы от разрывов повсюду. Но мы не были особенно обеспокоены этим. На самом деле нас взбесило и вывело из себя то, что когда мы прибыли на место, то обнаружили лежавшего рядом с дверью русского артиллерийского наблюдателя-корректировщика[33]. Ему тоже досталось несколько осколков. Он был мертв.
В полдень установилась короткая пауза, но не успел я приготовиться и начать писать приказы о замене подразделений мотоциклистов батальона «Герман Геринг», как огонь возобновился. Он явно был нацелен на нас. Командир приказал всем нам спуститься в подвал. И там нам снова повезло: в нашем распоряжении было два подвала, и в один из них, именно тот, которым мы не воспользовались, угодили два снаряда, превратив помещение в груду развалин.
В это время случилось самое невероятное.
Некоторые из наших солдат, и среди них «неуязвимый» Пишек, стояли на лестнице в момент, когда на первом этаже в юго-восточной части здания разорвался снаряд, в помещении прямо рядом с лестницей. Несущие балки и черепица с крыши обрушились, похоронив Пепи (Пишека) под слоем мусора. Когда мы вытащили его, он был без сознания. Сердце и пульс были в порядке, но все равно я хотел лично отвезти его в наш главный перевязочный пункт. Я уже сидел за рулем, когда пришел старший фельдфебель и вызвал для него санитарную машину. Через час Пишек умер в пункте оказания первой помощи. Один из лучших, самых храбрых и умелых солдат больше не с нами. Я не могу в это поверить!
Русская артиллерия ненадолго прекратила стрелять. Мы все приготовились уходить; денщики командира и адъютанта укладывали вещи в машину, когда во дворе разорвался еще один снаряд. Единственным, кто в это время находился там, был наш переводчик, русский еврей, которого мы уже некоторое время возили с собой. С ним не случилось ничего.
Во второй половине дня один из снарядов разорвался над моей машиной. Сверху на автомобиль обрушились стены, и теперь он похож на пропущенный через мельницу хлам. Я надеюсь, что машину можно будет использовать дальше или, по крайней мере, ее можно отремонтировать.
4 сентября 1941 г.
Сегодня я разговаривал с командиром 6-й роты оберлейтенантом Эйхертом. Мне приказано вернуться в свою старую роту, я там срочно нужен. Я отправлюсь туда с великим удовольствием. Командир хочет избавиться от меня, я и сам хотел бы уйти – словом, все будут довольны. Тебе не стоит беспокоиться, моя дорогая Хенни, в роте не может быть более опасно, чем здесь, где я теперь нахожусь, в штабе батальона. Напротив. В роте я буду на передовой только тогда, когда она идет в бой, а здесь я бываю в бою всегда, когда в бой идет какое-нибудь из подразделений батальона. Все мои старые друзья из роты, которые там еще остались, довольны моим возвращением.
5 сентября 1941 г.
Сегодня я ехал не в лоханке командира, а в нашем штабном грузовике. В 15.00 мы прибыли в хвосте колонны в Покровское. Здесь есть электричество и водопровод. Нас разместили в здании школы. Здесь нам предстоит пробыть четыре или пять дней, пока все наши машины не приведут в порядок.
7 сентября 1941 г.
Когда полевая кухня раздает еду в наши котелки, к нам всегда пристраивается очередь из женщин и детей, чтобы наполнили и их посуду. Наш второй повар, детина великанского роста и с необъятным животом, но с сердцем маленького ребенка, всегда наполняет посуду этих людей до краев.
«Пока мы можем это обеспечить, вы можете есть досыта», – любит он повторять и всегда наливает полный черпак.
10 сентября 1941 г.
Позавчера я распрощался со штабом. В небольшом кругу. Это длилось до 4.00. Сегодня я распрощался с ним официально и окончательно. В 1940 г. я перешел в штаб с радостью и охотно и так же охотно, как тогда пришел, теперь ухожу отсюда. Это дело не по мне. Я официально поблагодарил обер-фельдфебеля Мараковица: это благодаря ему я умею то, что умею сегодня. Затем я попрощался с командиром, а днем вернулся обратно в роту.
Здесь осталось лишь несколько человек из моих старых друзей. Девяносто процентов состава – новички. Я занял должность командира отделения управления роты, то есть буду постоянно состоять при командире. Больше я не хожу в комнату для посыльных; с меня хватит.
Четверг, 11 сентября 1941 г.
У нас грандиозные планы на то время, когда наша дивизия вернется домой насовсем. Мы хотели бы воздвигнуть прекрасный большой памятник в честь наших погибших товарищей где-нибудь в пригороде Вены. Постоянное благодарное напоминание об этих героях, память для всех тех, кто был им дорог. А для родных дома следует собрать в
