Она ощущала, что стоит на краю очень больших перемен, не сулящих именно ей ничего хорошего, но при этом она не может их избежать, и просто ждала, когда уже все закончится, продолжая в глубине души верить, что муж все-таки станет таким, как прежде. Не понимала Ливия только одного – как мог Пертинакс дать такое задание человеку, никогда не вращавшемуся в высших кругах? Возможно, он никому больше не доверяет столь деликатное дело, но от этого оно становится только почетнее, но не легче.

Ливия прижалась к мужу, смотревшему из-за занавесок в окошке повозки на римские улицы. Шесть сингуляриев – два спереди, четверо позади, сопровождали их к Дидию Юлиану. Такой эскорт чрезвычайно льстил самолюбию Александра. Телохранители императора – высоченные германцы в чешуйчатых доспехах с шестиугольными большими щитами – смотрелись внушительно. Люди на улицах расступались перед ними, гадая, кто едет в повозке. Особенно приятно было Александру, что этот маленький эскорт возглавлял Марий – его знакомый по давним временам, когда он сам еще служил Пертинаксу в качестве телохранителя. Марий был из романизированных британских кельтов и поступил к Пертинаксу, когда тот служил наместником Британии. Отличаясь исключительной верностью и при этом кровожадной свирепостью, Марий отлично проявил эти качества во время мятежа британских легионеров. Александр тогда был шокирован его хладнокровием и садистскими наклонностями. Став императором, Пертинакс определил Мария к сингуляриям, присвоив ему звание младшего офицера – декуриона, и отослал с небольшой делегацией в Сирию к Песценнию Нигеру объявить главному военачальнику восточных провинций о новом императоре. Марий лишь несколько дней назад вернулся обратно и теперь в сопровождении воина Таузия ехал впереди повозки.

Сначала все было тихо и мирно. Александр увещевал Ливию, чтобы она не волновалась, что все пройдет хорошо, а она все теснее и крепче прижималась к мужу, но вдруг их внимание привлекли громкие окрики прямо неподалеку от их повозки. Александр узнал взбешенный голос Мария. А началось все с простых вопросов.

– Какие девушки в Сирии, Марий? – спросил Таузий, подмигивая прохожим женщинам, многие из которых зачарованно смотрели на широкогрудого светловолосого гиганта. – Говорят, Антиохия почти так же велика, как Рим! Там, наверное, лупанаров на каждом углу по десятку? Да что лупанары! Такому красавцу, как я, каждая бы дала, да еще и сама приплатила! Я в этих делах жеребец!

– За дорогой следи, – бесстрастно проговорил Марий. – Вон там скопление каких-то бродяг. Будь бдителен, смотри, у одного в руке нож блестит.

– Да это он хлеб отрезает на всех дружков, вон только купил. Неопасные они. Ну, так что, Марий, как в Антиохии с красивыми девушками? Ты скольких поимел?

– Я был там три дня. Жил во дворце наместника, никуда не выходил.

– Так во дворце, как его – Песценния Нигера – неужели ни одна рабыня не подвернулась? Да ты ведь вроде как среди посланников был, тебя и матроны, и незамужние девушки могли видеть. Ты тоже ничего на внешность. Тем более, говорят, восточные женщины любят нас, рослых северян.

Марий не отвечал, сурово поглядывая по сторонам, особенно придирчиво осматривая группы мужчин, которые не сразу расходились при появлении повозки с эскортом или расходились неохотно.

– Ну, что ты молчишь? – продолжал Таузий. – Может, я не о том спрашиваю? Ты с мальчишками, что ли, там развлекался?

Марий в ответ только резко дернул узду коня Таузия на себя.

– За дорогой следи, умник! – буркнул Марий.

– Какой ты скучный, декурион! – разочарованно покачал головой Таузий. – Ни о чем с тобой не поговоришь. О бабах ты обычно молчишь, о выпивке тоже, драками не похваляешься. Одна дисциплина и служба у тебя на уме. Ну, хоть опиши, как там жизнь на Востоке? За три дня ты же видел хоть немного обычаи местных, много ли там богатых людей живет, каким местным богам поклоняются?

– В Риме живут десятки тысяч выходцев из восточных провинций, – сухо ответил Марий. – Ты их много раз видел, они живут там, как и здесь. Везде римский мир, римский закон, римские боги. Все одинаково.

– Эх, не любишь ты путешествовать, Марий, сразу видно! Ничего не подмечаешь, ничего тебе не интересно! А я вот из тунгров. Многие нас до сих пор дикарями считают, но я, как узнал, что к нам в деревню пришли римляне записывать желающих на военную службу, первый к ним прибежал. Отец дальше своего вспаханного поля никогда и не помышлял уходить. Раз в год ездил излишки урожая продавать в город. А мне такая жизнь с детства бессмысленной казалась. Я ведь в ауксиларию записался не только, чтоб славу и почет иметь. Я латинскому языку выучился, в бою отличился, потом центурион меня заметил, и когда надо было выбирать тех, кого отправить служить в сингулярии, он сразу меня рекомендовал. Меня Рим потряс, как бы это сказать, до самых дальних уголков всего моего существа! О, как завернул! Такого красивого города в мире точно нет! Но я бы хотел и другие города посмотреть. Раньше были войны, императоры брали с собой в походы сингуляриев, а сейчас скучно. Говорят, на западе – океан! Вот его бы увидеть! И восток интересен мне. Так что я тебе завидовал, когда ты получил приказ отправляться в Сирию.

Марий еле заметно усмехнулся.

– Как послов встретил Песценний Нигер? – продолжал Таузий. – Что говорил про Пертинакса?

– Принял нас хорошо. Обрадовался, что наконец-то вместо больного на голову урода на троне сидит нормальный император.

– Что, так и сказал – больного урода? – удивился тунгр.

– Ну, так или по-другому. Смысл такой.

– А мне, если честно, Коммод нравился. Ты человек в сингуляриях новый, многого не знаешь. Я поступил сюда служить уже при Коммоде, а он ведь воевать не любил, вот я и просидел в Риме пять лет безвылазно. Полюбил этот город страсть как! Но, конечно, уже хочется куда-нибудь направить бег копыт моего коня. Это я не сам сейчас придумал. У поэта какого-то прочел, но только имя его забыл. Ну и вот. Коммод нам платил превосходно! И мы вроде как и на службе, а с другой стороны – почти полная свобода. Хочешь девку – пожалуйста, хочешь какой-то необычной еды – вот она. Денег столько, что уж и не знали, куда их девать. В кости играли на месячное жалованье и не жалели проигранного. От перстней пальцы болели, представляешь? А знаешь, на рынках, в мастерских брали что хотели! Вот просто все что понравится и в любом количестве! И нас все боялись! Рабыня чья-то понравилась – считай, сразу в угол заводили и имели. И не