последующие императоры стояли здесь, оглашая свою непреклонную волю или ведя диспут. Тех, кто навязывал, конечно, было много больше, чем тех, кто дискутировал. Пертинакс хотел принадлежать ко вторым, но чуть позже, сейчас необходимо было мягко, но, не допуская прений, высказать свое решение.

– Отцы-сенаторы, – начал речь Пертинакс – обратите внимание на барельеф, украшающий трибуну. Вы видите его на каждом заседании сената, он был здесь, даже когда самые старые из вас еще на заре своей карьеры впервые вошли в эту курию. Этот барельеф стал обыденностью, как и многое вокруг нас. Но то, что на нем изображено, чрезвычайно важно и не должно считаться чем-то посредственным. Я прошу вас, сенаторы, посмотрите, как искусно скульптор изобразил учреждение Божественным Траяном алиментов для детей из нуждающихся римских семей. Все мы знаем, что Коммод не делал алиментарных выплат. В течение многих лет бедные римские мальчики, не получавшие ежемесячно 16 сестерциев, и девочки, не получавшие 12 сестерциев, голодали и даже умирали. Сейчас те мальчики могли бы вырасти и поступить на службу в легионы, а те девочки выйти замуж и родить маленьких римлян и римлянок. Но эти несчастные бедные дети не выросли, а умерли от голода или стали больными. Вина, конечно, целиком и полностью на безумном проклятом Коммоде, обкрадывавшем собственный народ. Но теперь моя задача – все исправить, живущие сейчас больше не будут испытывать нужду в пище. С завтрашнего дня казна вновь начинает выплачивать алименты.

Бурные возгласы одобрения поднялись со всех сторон. Сенаторы встали, благословляя императора. Алименты никоим образом не касались лично их, зато их выплата подтверждала поддержание Пертинаксом общего курса, взятого «хорошими императорами» – Траяном, Адрианом, Антонином Пием, Марком Аврелием.

– Последние три десятилетия выдались очень тяжелыми в первую очередь для нашей любимой Италии, – продолжал Пертинакс. – Эпидемия в правление Марка Аврелия, войны разорили много хозяйств. Тысячи людей умерли или покинули свои дома. Жилища разрушились или стоят обветшавшие, виноградники засохли, плодородные земли заросли сорняком. Нужно, чтобы Италия снова была полна богатыми, счастливыми людьми, умеющими работать, вести дела и процветать на благо всей империи. Отныне каждый свободный человек может взять брошенные земли совершенно бесплатно в полную собственность и обрабатывать их, освобождаясь от налогов на десять лет. За этот срок можно заново восстановить и сделать прибыльными малые и большие хозяйства, растить фрукты и овощи, наладить виноделие и производство масла, да много чего можно сделать за десять лет, лишь бы люди оказались упорными и работящими. И лишь спустя десять лет такие земли увидят сборщиков податей. Конечно, те, кто возьмет земли, но не станет обрабатывать, лишатся их в пользу других желающих.

– Далее, отцы-сенаторы, посмотрите на другой барельеф, украшающий трибуну. Здесь Божественный Траян уничтожает документы о налогах, чтобы освободить римских граждан от скопившихся долгов. Конечно, такие благородные меры были обусловлены огромной добычей после победы над даками, у меня же нет никакой добычи. Разве что доходы с продаж имущества Коммода можно немного сравнить с дакийскими трофеями. Ха-ха! И тем не менее я считаю совершенно необходимым отменить торговые пошлины, взимающиеся на дорогах, морских и речных портах. Свободная торговля поможет экономике всех наших провинций и в итоге каждому жителю империи. Мы уже стали помогать торговле чеканкой полновесного денария, отмена пошлин поможет ей еще быстрее!

Сенаторы одобрительно аплодировали. Клавдий Помпеян, сидевший рядом с Дионом Кассием, громко говорил этому молодому сенатору, что начинается возрождение счастливых времен.

– Пусть боги помогают императору! – воскликнул Дион Кассий.

И, обращаясь к Помпеяну, спросил:

– Почему Пертинакс не объявит своего сына наследником? Риму нужен мир, а значит, новая династия. Ты близок к его окружению, неужели он ничего такого тебе не говорил?

– Нет, Кассий, я его не спрашивал, а император и словом не обмолвился о наследнике. Наверное, он хочет подождать. Все-таки усыновление умных и деятельных приносит большие и лучшие плоды, чем передача власти по крови.

– Август! – обратился к императору бывший консул Глабрион. – А что с остальными налогами, введенными Коммодом? Они непосильное бремя для римского народа и провинций.

Пертинакс обязательно собирался говорить об этом дальше, и вопрос о налогах, конечно, стоял остро. Однако Глабрион задал его в тот момент, когда все аплодировали императору, и это сразу заставило сенаторов поутихнуть. Тема налогов всех быстро отрезвила. На это рассчитывал Глабрион, прекрасно зная, что на кону сотни миллионов сестерциев. Расчет Глабриона понял Пертинакс. Бывший консул явно играл против него, надавливая на самые слабые места его программы. Пертинакс рассчитывал подойти к налогам не торопясь, ободряя всех положительными решениями. Отмена пошлин на торговлю смотрелась очень выгодно, далее в его речи должны были следовать заранее заготовленные связки, убеждения и даже шутки, но все это пошло прахом после неожиданного выпада Глабриона. Теперь спокойно подойти к этому вопросу не получалось. Сотни сенаторов, затихнув, ждали, что ответит император.

– Отмена пошлин, чеканка полновесного денария, алименты, то есть то, что я собираюсь восстановить, не говоря уже обо всех остальных огромных расходах казны, не покроются только доходами с аукциона и прежними налогами, – продолжал Пертинакс. – Налоги, введенные Коммодом, придется продолжать платить. Коммод ввел их для удовлетворения своих забав, я же хочу сохранить их для казны, а значит, и для народа. Это мера временная, сенаторы! Думаю, что через год можно будет их отменить.

Сенаторы молчали. Большинство из них понимало, что без этого не наполнить казну и не решить всех проблем, накопившихся в империи за время правления Коммода. Но было много и тех, кто считал себя особенным приверженцем интересов народа, и потому сохранение любой несправедливости прошлой власти сразу ставили в вину нынешней. Кто-то тихо спорил, кто-то согласно кивал, кто-то возмущался, кто-то невозмутимо рассуждал.

И из всех сотен сенаторов только один Дидий Юлиан улыбался, сидя позади остальных. Подкупленный им вольноотпущенник, служащий во дворце, рассказал обо всех пунктах предстоящего выступления императора. Дидий Юлиан знал, что сохранение налогов – это еще разминка. Все остальное, что возмутит и настроит сенаторов против Пертинакса, еще впереди.

Квинт Лоллиан Гентиан, бывший пропретор провинции Ближняя Испания, попросил слова:

– Август, я выражаю решительный протест против сохранения чрезмерных налогов, введенных при Коммоде! Даже на год их нельзя сохранять!

Пертинакс закусил скрытые бородой губы. Заранее заготовленная речь рушилась.

– Давайте обсудим, какие из этих налогов можно будет отменить раньше, чем через год, – нерешительно произнес император. – Подайте список налогов.

Скриба, служивший при императорской казне, подал список…

Наступил вечер. Поднявшийся февральский ветер гнал со стороны Тибра холод и сырость. Пертинакс стоял у окна своих покоев во дворце Августов и смотрел на