смотрели, кто ее хозяин, пусть даже и сенатор. А бывало и обычных римлянок так вот щупали и трахали. Мы и преторианцы были в Риме хозяевами! А сейчас что? Из лагеря без особого приказа никому выйти нельзя, никаких прибавок к жалованью, подарков, никому нельзя никакого урона чинить, не трогать никого. И постоянные тренировки, Плутон их забери! Что мне тренировать? Я все умею! Короче говоря, мне жаль Коммода, а Пертинакса я терпеть не могу – нудный старикан. С ним не повоюешь, не расслабишься, не разбогатеешь, а только обнищаешь и состаришься раньше времени!

– Заткнись, Таузий! – угрожающе предостерег Марий.

– Да знаю я, что император тебя к нам направил. Наверное, чтоб ты шпионил для него!

– Немедленно заткни свою пасть! – прохрипел Марий, и в глазах его, обращенных на Таузия, злым огнем бушевала ярость.

– Пошел ты, Марий! – махнул на него Таузий. – Я тебя не боюсь! Что, жаловаться побежишь к своему старичку?!

Марий резко развернулся в седле, из горла его вырвался то ли рык, то ли крик, и рука его молниеносно схватила Таузия за кадык и потянула на себя. Тунгр в ужасе заерзал в седле, судорожно пытаясь глотнуть воздух и вынуть оружие.

Возничий резко остановил коней, и повозка встала. Двое из четырех сингуляриев, ехавших позади, подскакали к Марию, прося его успокоиться. Сразу же собралась толпа зевак, делающих предположение, что могло послужить причиной ссоры императорских телохранителей. Александр выскочил из повозки, требуя немедленно прекратить драку. Марий не сразу пришел в себя. Он опустил руку, сжимавшую горло Таузия, но глаза его, по-прежнему резко расширенные, дико уставились на тунгра. Александр пожалел, что с ним отправили этого бешеного Мария. Такой человек не защитит, а лишь навлечет беду. Кое-как удалось двинуться дальше. Таузий отправился назад, за повозку, изрыгая проклятия, он обещал жестоко отомстить своему обидчику.

Александр объяснил Ливии, что произошло, и она, всегда верившая в знамения, поняла, что сегодня им удача не только не улыбнется, но как бы и вообще все не стало совсем плохо. Она поделилась опасениями с Александром, и он, раздосадованный, разворчался на жену за ее глупые суеверия. В таком нездоровом расположении духа они вскоре прибыли к вилле Дидия Юлиана.

Александр попросил сингуляриев следить за Марием и Таузием, пока его не будет, и не допускать между ними драки. Рабы сенатора тут же подскочили к новоприбывшим гостям и повели их за собой на виллу через стоявший еще голым сад. Сад украшали многочисленные статуи, преимущественно женских фигур – Флоры, Фортуны, Венеры, Дианы, Урании и Талии. Ливия, разволновавшись, взяла мужа под руку, а он шел твердо, уверенный в себе.

В вестибуле Александр и Ливия оставили свои плащи рабам, помыли руки в услужливо поднесенных серебряных тазах. Неподалеку от них прихорашивался перед зеркалом из обсидиана молодой мускулистый парень и на вопрос Александра, кто этот человек, он получил от раба ответ, что это знаменитый возничий Прокул из колесничьей партии Зеленых. Александр сдержанно сказал Прокулу: «Сальве!» и обратил внимание, что в ларарии, находящемся между вестибулом и атриумом, пред фигурками домашних богов стоит еда. Значит, трапеза уже началась. Ливия поправила на Александре складки тоги и поглядела на себя в зеркало. Они вошли в экседру вместе с Прокулом. От гостей до их ушей долетел еле слышный говор: «А вот и вольноотпущенники пожаловали». Александр сделал вид, что ничего не слышал.

Статуи из позолоченной бронзы, изображавшие атлетов, мраморные бюсты римских императоров и греческих философов, золотые и серебряные напольные вазы с гравировкой тончайшей работы, стояли полукругом в экседре. Полы были украшены мозаиками с кораблями и морскими чудовищами, стены расписаны фресками на сюжеты битв кентавров и амазонок.

Вокруг стола в экседре расположилось около дюжины гостей. Во главе стола возлежал Дидий Юлиан, рядом с ним его жена Манлия Скантилла, затем их дочь Дидия Клара со своим женихом Корнелием Репетином и далее гости. Неразлучные арфисты Целий Пет и Авл Гармодиан, лишь недавно игравшие у Пертинакса, теперь услаждали слух Дидия Юлиана и его гостей. Певец Элий тихонько напевал в такт музыке. Пять полуобнаженных рабынь медленно кружились в танце. Воздух в экседре был наполнен ароматом цветочных духов, разбрызганных заранее, чтобы заглушить запах еды. Стол, сплошь заставленный золотыми и серебряными блюдами, полными мяса молодых козлят, фазанов, рыбами, раками и омарами, колбасами, сырами, фруктами, имел вид настоящего произведения искусства, с которого бы только выкладывать мозаику на кулинарную тему. Мимо Александра и Ливии раб пронес восхитительно пахнущий черепаший суп.

Дидий Юлиан поднялся из-за стола и поприветствовал вновь прибывших. Император в письме заранее уведомил сенатора, что вместо него в гости прибудет его верный человек с женой. Юлиан, взяв Ливию и Александра под руки, лично подвел к заранее оставленному для них месту. Вопреки ожиданиям Ливии, оно оказалось весьма почетным – рядом с префектом вигилов Гаем Фульвием Плавтианом, напротив Аннии Корнифиции – дочери Марка Аврелия и бывшей любовницы императора Пертинакса.

Корнифиция, очень похожая на мать – Фаустину, блистала своими большими глазами под длинными ресницами, но еще большего блеска ей добавляли румяна, вплетенные в прическу нити жемчуга, тяжелые гирлянды ожерелий из рубинов и сапфиров на груди. Розовый шелк туники маняще очерчивал округлые груди и бедра. Дочь Марка Аврелия являлась в этой компании объектом внимания всех мужских взоров, не исключая и самого хозяина – Дидия Юлиана. Ливия посмотрела на Александра. Его взгляд был прикован к Аннии Корнифиции. Захватывая кусочки еды золотой вилкой, Анния клала их на кончик слега высунутого изо рта языка. Этот манящий, будоражащий воображение жест заставлял многих мужчин забыть о собственной еде. Ливия слегка толкнула мужа локтем. Александр понял ее, но глаза от Корнифиции убрал не сразу.

– Она, наверное, очень несчастна! – тихонько сказала Ливия мужу о дочери Марка Аврелия. – Пережить гибель мужа, маленького сына от рук собственного брата!

– Да, она так несчастна, что готова предложить себя каждому здесь за столом, – ответил шепотом Александр.

– За этой напускной похотью она скрывает израненную душу!

– Ага, зато ничего другого не скрывает.

Манлия Скантилла решила, что слишком много времени уделено любованию Аннией Корнифицией и приказала привезти молодого поэта Салюстия, которого она недавно слышала на ступенях Пантеона и решила пригласить к себе в дом. Стремительно стареющая Скантилла не отличавшаяся красотой и в молодости, старалась применять как можно больше кремов, румян или белил, но ее кожа все равно оставалась дряблой, и морщины увеличивались с каждым годом, горбинка носа стала выпирать еще больше. Если бы не косметика, бешеная энергия и жажда власти, то –