Предполагалось, что Белла проведет в больнице всю неделю, однако молодость берет верх, и Беллу выписывают через пять дней, так что уже в субботу утром я на всех парах мчусь к ее квартире. Джилл укатывает на выходные в Филадельфию «по очень важному делу» и нанимает сиделку, сущего цербера, перед которым так и хочется вытянуться по стойке смирно. Правда, надо отдать этому церберу должное: квартира Беллы выглядит лучше, чем когда бы то ни было, она буквально вылизана до блеска.

– Она мне и пальцем пошевелить не дает! – дуется Белла.

С каждым днем Белла выглядит все лучше и лучше. Не верится, что она больна и внутри нее до сих пор остаются раковые клетки. На ее щеках играет бодрый румянец, тело приобрело соблазнительную округлость. Привалившись к подушкам, она с аппетитом наворачивает омлет, хрустит тостом с авокадо и с наслаждением тянет кофе.

– Считай, что живешь в отеле и тебя обслуживают прямо в номере. Ты же всегда о таком мечтала.

Я подхожу к прикроватной тумбочке и ставлю в вазу купленные подсолнухи. Белла без ума от подсолнухов.

– Где Аарон?

– У себя дома. Отослала его на время. Бедняжка целую неделю не смыкал глаз. На него смотреть страшно – он выглядит даже хуже, чем я.

Все эти дни Аарон нес бессменную вахту у больничной койки Беллы. Пока я горбатилась на работе, забегая в клинику лишь с утра да под вечер, он не отходил от Беллы ни на шаг. Неусыпно следил за медсестрами и за показаниями приборов, готовясь поднять тревогу при малейшем сбое.

– А твой отец?

– Вернулся в Париж. Слушай, да пойми, я в полном порядке. Ты только посмотри на меня. Какие тебе еще нужны доказательства?

И она торжествующе вскидывает над головой руки.

Химиотерапия начнется через три недели. Раковые клетки не успеют перейти в наступление, а Белла уже восстановится после операции. По крайней мере, мы на это надеемся. Мы ничего не можем сказать наверняка. Мы блуждаем в потемках. Делаем хорошую мину при плохой игре. Притворяемся. Прикидываемся, что худшее – позади. Хотя сейчас, сидя в ее залитой солнцем спальне и вдыхая кофейный аромат, так легко поддаться этому сладкому, чарующему обману.

– А ты принесла? – заговорщически шепчет Белла.

– Спрашиваешь!

Я вытаскиваю из сумки первый (он же последний) сезон «Гросс-Пойнта», ситкома, выпущенного студией «Уорнер Бразерс» в начале нулевых и потерпевшего столь оглушительное фиаско, что теперь его не найти ни на одном стриминговом сервисе. Но в детстве мы его обожали. В нем показывалась реальная жизнь актеров, снимавшихся в вымышленном сериале кинокомпании «Уорнер Бразерс». Такая вот вещь в себе и о себе. Мы просто пищали от восторга.

Я купила DVD-диск и захватила с собой старенький ноутбук десятилетней давности, в котором остался DVD-привод.

Демонстрирую его Белле.

– У тебя все продумано до мелочей, – восхищается она.

– А то.

Я сбрасываю туфли и карабкаюсь на кровать. Тугие джинсы трещат по швам. Терпеть не могу людей, которые везде и всюду шляются в спортивных костюмах, поэтому я ни за что на свете не перееду в Лос-Анджелес – там от лайкры не продохнуть. Но сейчас, садясь в позу лотоса на постели Беллы, я бы предпочла что-нибудь более свободное и тянущееся. Белла в шелковой пижаме с нашитыми на ней инициалами «БГ» пытается подняться.

– Не смей! – тигрицей набрасываюсь на нее я, придавливая своим телом, будто железнодорожной шпалой.

– Да успокойся ты. Я просто пить хочу.

– Я тебе принесу.

Белла недовольно закатывает глаза, но смиренно залезает под одеяло. Я выхожу из спальни и иду на кухню, где Сведка, сиделка, ожесточенно гремит в раковине тарелками. Кидая на меня убийственный взгляд, она отрывисто лает:

– Что надо?

– Воды.

Она открывает дверцу буфета, достает изумрудного цвета кубок из сервиза, который Белла купила в Венеции, и цедит воду. Пока вода медленно льется в кубок, я рассматриваю озаренную радостным светом гостиную Беллы, где играют в пятнашки блики и тени: небесно-голубые, бордовые и зеленые, темные, как густая листва. Шелковые фиолетовые портьеры на окнах ниспадают мягкими складками, на стенах висят картины, собранные Беллой по всему свету. Она и меня постоянно подбивает – купи да купи. «Не жалей денег на произведения искусства, – убеждает она. – Это залог твоего будущего счастья. Но покупай только то, что тебе действительно нравится». Однако я ничего не смыслю в искусстве, и все его произведения, что у меня есть, подобраны, а чаще подарены – Беллой.

Сведка сует мне наполненный водой кубок и кивает в сторону спальни:

– Теперь – уходи.

С какой-то стати я отвешиваю ей поклон и убираюсь восвояси.

– Ну и ведьма, – ежусь я, протягиваю Белле кубок и снова пристраиваюсь на кровати.

– Если вам кажется, что хуже и быть не может, зовите Джилл: она покажет вам, где раки зимуют, – декламирует Белла.

Она заливается смехом – тоненьким, как серебряный колокольчик, робким, как пламя свечи на ветру, – и открывает крышку ноутбука.

– И где ты его только откопала? – дивится она, нажимая кнопку включения.

– На «Амазоне». Надеюсь, комп работает. Вообще-то ему уже сто лет в обед.

Старчески покряхтывая, ноутбук постепенно загружается, черный экран оживает яркими синими всполохами, которые то гаснут, то разгораются вновь, пока не заливают экран ослепительным светом. Ноутбук довольно пыхтит – есть еще порох!

Я разрываю пластиковую пленку и засовываю диск в выдвижной лоток. На экране появляется заставка, и начинается фильм. Здравствуйте, друзья нашего детства! Нас охватывает ностальгия. Чудесная, томная ностальгия, не имеющая ничего общего с грустью, укутывает нас пуховым одеялом и баюкает в теплых объятиях. Белла ложится поудобнее и клонит голову мне на плечо.

– А ты Стоуна помнишь? – спрашивает она. – Бог мой, как же я любила этот сериал!

На ближайшие два с половиной часа, отдавшись во власть сериала, мы возвращаемся в начало двадцать первого века. Белла засыпает. Я жму на «паузу» и тихонько соскальзываю с постели. Прокрадываюсь в гостиную и проверяю почту. Письмо от Олдриджа: «Не могли бы мы встретиться в понедельник утром? В девять, в моем кабинете?»