Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Разная литература » Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 70
Перейти на страницу:
дома отсутствие денег не обсуждалось, хотя у мамы все чаще случались сердечные приступы, гипертонические кризы, нередко заканчивающиеся вызовом скорой помощи. Поэтому, когда папа, наконец, нашел работу, на которой и оставался до конца жизни (какой то «ящик» на Новослободской, НИИ оборонной техники с условным названием «Оргтрансмаш»), он настоял, чтобы мама ушла с работы, и она с тех пор до конца жизни не работала.

Через семь лет папа умер, маму признали инвалидом, и вначале мы получали с ней вместе 580 рублей, а когда мне исполнилось восемнадцать, ее пенсия до конца жизни составляла 370 рублей (тридцать семь после реформы 1961-го года).

После смерти папы единственным работником (и основным кормильцем) стала Валя. Мне нужно было еще два года учиться в школе, а через год после этого я вышла замуж, и еще через год родился Миша. Мы с Юрой подрабатывали, но наверняка на Валю падала большая (с ударением на «о») финансовая нагрузка.

Мы очень тяготились, что при этом Валя должна жить с нами в проходной комнате хрущовки, и только мамина рачительность позволила за два года после начала нашей работы собрать деньги на кооперативную квартиру, куда Валя переехала.

Мама жила сколько-то лет со мной, потом с Валей. Независимо от конкретного ее места, мы обе давали ей какую-то постоянную сумму в месяц и потому, что пенсия ничему реальному не соответствовала, и чтобы у нее было ощущение своих денег. Текущие расходы были на мне или Вале, так что мама копила эти деньги и была довольна, что может позволить себе делать нам существенные подарки ко дню рожденья или оплатить, например, съем дачи, куда мы неизменно ее вывозили на лето, – сначала одну, потом с Мишей.

Мама была не очень здоровым человеком, но мы никогда не видели ее лежащей в кровати. Её ключевые слова, кода мы болели, были «Надо перебарывать». По мере необходимости глотала таблетки от повышенного давления, головной боли, расстройства желудка – все без посещений врача, и всегда была на ногах.

Маму возмущала какая бы то ни была праздность, простой в делах. Классическую фразу, которую она в сердцах выдала Вале: «Или выходи замуж, или иди в аспирантуру, делай что-нибудь», – использую до сих пор, когда борюсь с бездействием кого-нибудь из моих близких.

От папы мы унаследовали впитавшуюся в сознание необходимость оберегать маму, заботиться о ее здоровье. За двадцать четыре года после смерти папы, при всех разъездах-переездах мы ни разу не оставили маму одну на ночь, будь то московская квартира или снятая на лето дача. Если уезжала или не могла приехать Валя, приезжала я. Мы все настолько привыкли докладываться маме с любой новой точки и звонить каждый день из командировок, что как-то на Уральской школе металловедов я шла вечером зимой несколько километров, потому что телефон нашего лагеря не работал. Я знала, что мама будет смертельно волноваться, что со мной что-то случилось, потому что она знает, что я обязательно позвоню (должна позвонить), волнуясь о её здоровье.

Умерла мама мгновенно, успев только произнести «Валя», с которой тогда жила.

Мамы давно нет, но она успела спаять нас с Валей крепко и на всю жизнь. Я догадываюсь, что нечасто сестры с разницей в возрасте в десять лет связаны друг с другом так крепко, как мы с Валей. Мудрая мама внушила Вале, что я слабее здоровьем («рахитик военных лет», как посмеивалась я). Мне, с другой стороны, был прочно привит комплекс вины перед Валей, что она не устроила вовремя свою личную жизнь из-за нас, сидящих на ее шее (что было частично правдой), хотя в числе причин Валиной жертвенности была и забота о маме, и Валя вышла замуж уже после ее смерти.

Помню, что вскоре после смерти мамы мы вышли с Валей из какого-то магазина и, привычно повернувшись к телефонному автомату в силу привитой обязанности звонить маме – отчитаться, вдруг с болью окончательно поняли, что мамы больше нет, отчитываться некому.

Мы в Германии

Папа мечтал демобилизоваться сразу после окончания войны, но инженерные службы задерживали в армии для ремонта и вывоза военной техники, даже вызывали из Союза дополнительных специалистов для демонтажа оборудования немецких заводов.

Офицерам, которые участвовали в военных действиях и не видели свои семьи в течение всех лет войны, было разрешено привезти родных в Германию.

Когда мы приехали, мне было уже 5 лет, и я, если не всё, то многое помню. Для размещения приезжим выдавали на выбор список квартир, подлежащих уплотнению. Помню, что папа вернулся после предварительного осмотра нескольких квартир и сказал, что одна квартира ему очень нравится. И обставлена хорошо, и, что самое главное, там есть пианино.

Собрались, поехали уже всей семьей – селиться.

Приехали – помню мамино вопрошающее выражение лица: где хорошая мебель, где пианино? Папа знаками показывает нежелание поднимать разговор (он немного говорил по-немецки и соответственно вел переговоры).

Живем какое-то время с тем, что есть. Папа как всегда вежлив и обходителен, родители убегают на работу, Валю отвозят в воскресенье в Магдебург, я торчу с книжками и местными ребятами вокруг дома, питаясь тем, что оставила мама. Вся проблема моей «несадовости» была не только и не столько в отсутствии аппетита, а в том, что я ела только то, что готовила мама и к чему я привыкла. У Вали это ограничение в силе по сию пору: «С незнакомыми не знакомимся», заставить ее пробовать что-то непривычное невозможно.

Спустя какое-то время в наши две комнаты въезжает симпатичный диван, потом круглый стол, еще через какое-то время – пианино.

Папа спрашивает у фрау Эммы причины изменений.

– Мы увидели, какой вы прекрасный и порядочный человек, герр офицер. Вначале мы опасались. Жильцы, что были перед вами, при отъезде сняли все занавески с окон и срезали кожу с диванов.

За время нашего пребывания в Германии мы жили в трех городах, везде история повторялась. По-видимому, многие военные считали правильным экспроприировать немецкую собственность, помня о потерях на Родине – не мне их судить, но папа был предельно щепетилен.

Поскольку оба работали и получали зарплату, в Зальцведеле (наш последний пункт) папа смог купить мотоцикл с коляской и пианино, о котором мечтал. Магазинов в разрушенной Германии не помню, но были какие-то пункты, где можно было купить предметы обихода, которые неизвестно как попадали в хозяйственные части военных подразделений.

Немцы пользовались «гешефт»

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 70
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Нина Фонштейн»: