Не тратя времени на раздумья, Мэрион бросилась в ту сторону по улочке, густо усеянной газетами. Приблизившись, она разглядела, что под градом ударов, свернувшись клубком, лежит мужчина. Судя по виду, бедняга был едва жив.

Девушку охватил ужас.

— Прекратите! — крикнула она, не медля ни секунды.

К ней тут же обернулся один из хулиганов, стоявших неподалеку. Он вскинул кулак, и в свете фонарей сверкнул кастет. Мэрион зажмурилась, готовясь к сокрушительному удару твердого металла по своей нежной плоти и хрупким костям.

Но удара не последовало. Парень, смерив ее взглядом, пожал плечами и отвернулся. Нападавшие неохотно отступили от своей жертвы и убрались восвояси. Мужчина остался неподвижно лежать на земле. Темные волосы разметались по лицу, а на белой рубашке алели пятна. И тут Мэрион узнала его. Это был Валентин.

— Смелости вам не занимать, дева Марион, — пробормотал он.

— Скорее уж, глупости, — тихо отозвалась она.

А через полчаса они уже сидели в таверне «У городской тюрьмы», неподалеку от улочки, где Мэрион нашла Валентина. Местечко тут было мрачноватое, но Мэрион это было только на руку: когда она чуть ли не на себе втащила Валентина внутрь и заказала ему стакан виски, чтобы оправился от потрясения, никто и бровью не повел. Себе она взяла то же самое. А потом они оба повторили заказ.

Оказалось, что Валентин вовсе не в таком плачевном состоянии, как Мэрион сперва привиделось. Кровь на груди оказалась всего-навсего ярко-красным шарфом. Ему подбили глаз, рассекли губу, а щека предательски опухла, но жизненно важные органы ничуть не пострадали, как и зубы: его ослепительная улыбка по-прежнему была широка.

— Главное — свернуться клубком, как ежик, — поведал он. — Сжаться в комочек, как можно крепче.

— Говорите со знанием дела, — заметила Мэрион.

— Что поделать, издержки работы, — кивнул он на газеты, подобранные с земли. Мэрион собрала самые чистые из них и сложила в сумку, найденную у подножья городской стены. — Как-никак, коммунизм не всем по душе. А уж поклонникам Муссолини — тем более.

— Так зачем вы этим занимаетесь?

Он достал из кармана пачку сигарет и протянул одну ей. Мэрион еще ни разу в жизни не курила, но зажала бумажную трубочку между пальцев и поднесла к губам. Валентин чиркнул спичкой, и та вспыхнула. Мэрион подалась вперед, чтобы прикурить, и вдруг оказалась совсем близко от его лица. Она почувствовала запах — от Валентина пахло табаком и чем-то пряным и теплым — и торопливо отстранилась.

— Все члены партии должны продавать нашу газету.

Мэрион достала из сумки один из номеров и быстро его пролистала.

— Выглядит скучновато.

Валентин рассмеялся.

— Если вы имеете в виду, что тут нет пошлостей и веселых шуточек, которыми так и пестрит популярная пресса, то это сделано намеренно.

— Да? Но зачем?

— Чтобы не отвлекать народ от борьбы, разумеется!

— А вдруг ему нравится отвлекаться? — предположила Мэрион и еще немного полистала газету. — А у вас тут ни карикатур, ни модных новинок! Даже советов по ставкам на скачках — и тех нет!

— Ставки на скачках никак не помогут уничтожить оплот буржуазии, — уверенно заявил он. — А мода — тем более.

Мэрион закрыла газету.

— Меня вот эта ваша революция совсем не вдохновляет!

— Да? — Валентин выпустил тонкую струйку дыма. Отчего-то это показалось Мэрион ужасно соблазнительным. — А что лично вы делаете для того, чтобы вернуть обществу равенство и справедливость?

Мэрион удивленно уставилась на него. Разве ж это не очевидно?

— Я помогаю жителям трущоб. Учу читать бедняков — самых настоящих, всамделишных.

Валентин нетерпеливо отмахнулся.

— Пусть так, но за кого вы отдали свой голос на прошлых выборах?

— За Рамсея Макдональда[6].

Валентин насмешливо фыркнул:

— Ой, ну это вообще пустой номер!

Первое лейбористское правительство и вправду всех горько разочаровало — с этим невозможно было спорить. Но, что самое страшное, лейбористский премьер-министр впоследствии сделался главой национальной коалиции, в которой ровным счетом ничего лейбористского не осталось, как, впрочем, и от партии Макдональда.

Это были первые в жизни Мэрион парламентские выборы (и по совместительству второе голосование в стране, в котором учитывались голоса женщин), и когда восторг от участия в них поутих, стало очевидно, что реальность отнюдь не оправдала сказочных ожиданий. И все же соглашаться с Валентином ей не хотелось. Его самоуверенность начинала не на шутку действовать ей на нервы.

— Но это же не только вина Макдональда! — вступилась она. — Ему пришлось нелегко: чего только стоит мировой финансовый кризис! А биржевой крах?!

Но Валентин твердо стоял на своем:

— Но не обязательно было урезать госрасходы! Можно было поступить по завету Мейнарда Кейнса[7]и укрепить экономику! А не сокращать зарплаты, обкрадывая и без того бедных людей! Разве же это социализм?!

В душе у Мэрион вспыхнуло негодование. Валентин говорил так, будто сама она не имела об этом ни малейшего понятия, словно она не сталкивалась каждую неделю с живыми последствиями такой вот государственной экономии, сильнее всего ударившей по тем, кто и так не мог похвастаться богатством. «Интересно, — подумалось ей, — знает ли он вообще, какова она — жизнь бедняков, или все его разговоры о народных массах — только пустая болтовня?»

Валентин невозмутимо осушил стакан.

— Не хотите еще? Между прочим, на раз притупляет боль.

— Нет, мне пора домой, — отказалась Мэрион.

Валентин тут же вскочил.

— Я вас провожу.

— Ни в коем случае, — отрезала Мэрион, представив матушкину реакцию при виде коммуниста, насквозь пропахшего виски, да еще в синяках.

Он широко улыбнулся, точно прочитав ее мысли.

— Ну тогда дойдем до моей автобусной остановки.

— Вот уж не думала, что революционеры ездят на автобусах.

— Что поделать? Надо же как-то перемещаться.

Мэрион взвалила на плечо его сумку с газетами и взяла Валентина под руку. Он тяжело навалился на нее, а по пути то и дело горестно вздыхал и морщился от боли. Она нисколько не сомневалась, что он притворяется — пусть и самую малость.

— Лучше обнимите меня. Вот так, — сказал он и положил ее руку себе на пояс. По коже у Мэрион побежали мурашки, а руку точно огнем обожгло. В следующий миг это жаркое пламя заполыхало уже у нее в сердце. Внутри вспыхнул ослепительный свет, точно кто-то ударил по выключателю.

Они продолжили путь по темным улицам. Та самая остановка оказалась удивительно далеко.

— Мы пришли, — наконец объявил Валентин, кивнув на остановку в тени раскидистого дерева.

А потом вдруг взял и поцеловал ее. Мэрион еще ни разу никто не целовал, тем более так нежно и вместе с тем так настойчиво. Прильнув к Валентину,