— Правитель? Это что такое будет? — спросила она.

Вот и поговорили.

— Ну, царь или князь?

— Володимиром князя нашего кличут, в Киеве восседает. А тебе то он зачем? Али знакома с ним?

Ну, хоть что-то прояснилось. Древняя Русь. Наверное, я всё-таки сплю. Какой-то затяжной кошмар. Я ущипнула себя за предплечье и взвизгнула от боли. Нет, не сплю.

— Ты чегой-то творишь, девка? Все новь принять не можешь? Думаешь, блазнится тебе? Дык нет, явь-то, явь! Нравится тебе то или нет, но то явь! — старуха сердито покачала головой.

— Хорошо, поняла, — кивнула я примирительно, — не сердитесь, бабушка, я растерялась просто, не каждый же день попадаешь в чужое тело, да ещё и в Древнюю Русь.

— Про каку-таку Древнюю Русь ты говоришь? Не знаю такой. А попала ты в княжество Киевское, а сельцо наше Вятошью зовется. Хорошее сельцо, богато живем. Так-то! — возразила мне старуха, и добавила. — А теперь ты сказывай, откуда взялась?

Да, дела! Как объяснить этой замечательной женщине, что я из будущего такого далекого, что ей и не снилось. Ну, ничего, попробую как-нибудь. Только вот по малой нужде сходить сначала надо бы.

— Я, бабушка, всё тебе расскажу, только мне бы в туалет сходить.

Снова непонимающий взгляд.

— Ну, малую нужду справить или как там у вас это называется, а?

— До ветру, что ли захотела? — старуха вышла из землянки и тут же зашла. В руках она держала большой глиняный горшок. — До отхожего места ты не дойдёшь, слаба ещё, вот сюда сходи, а я унесу.

Она поставила горшок на пол и стала помогать мне подняться. С горем пополам я встала на ноги, голова закружилась от слабости, и я чуть было не упала. Хорошо, старуха оказалась очень сильной. С её помощью мне кое-как удалось сделать свои дела. Ещё бы помыться, но для этого я была очень слаба.

Я хотела немного посидеть, но закашлялась, и старуха снова уложила меня на лавку.

— Окрепнешь, тогда я тебе всё покажу, а покамест лежи и рассказывай ужо.

— Понимаешь, бабуль, я у себя дома, там, где раньше жила, была взрослой женщиной. Мне было 30 лет, и я работала в библиотеке. А ещё я была замужем, но муж меня решил бросить. Я хотела удержать его, но он оттолкнул меня. Я упала и ударилась головой, а очнулась уже тут.

Старуха слушала меня не перебивая, хотя видно было, что у не всё ей понятно и что-то очень тревожило. Я хотела рассказать по наше время побольше. Но она меня опередила. И наша беседа продолжилась в формате «вопрос-ответ».

— Значит тебе было 30 сотен годов? — уточнила она удивленно.

— Что ты, всего 30 годов.

— Старая уже, — вздохнула старуха. — Но, хорошо, что не 30 сотен! А что такое «библиотеке»? И как в ней работать?

— Это дом такой, там полки стоят, и на них много-много книг. А я эти книги разным людям выдавала, они читали и возвращали их обратно.

— Чудно, даже представить себе такого не могу. У нас в сельце только у старейшины Белимира книга есть одна, он её никому читать не даёт. А почто мужик тебя бросить решил?

— Не знаю, не объяснил.

— Плохо. Головой говоришь ударилась шибко?

— Да, сознание потеряла.

— В беспамятство впала?

— Да.

— Теперь понятно!

— Что понятно?

— Почему твоя душа заблудилась.

— Почему?

— Дык ты же не упокоенная.

— Хотите сказать, что дома меня не похоронили, как положено?

— Вестимо. Иначе ты б Забаву не пришла.

— А куда бы я тогда делась? И куда делась душа Забавы? — выпалила я, не подумавши, про Забаву и так понятно: померла с концами. Хотя, кто знает, может очнулась сейчас вместо меня в реанимации! Вот ей сюрприз-то будет!

— В Навь бы ты ушла, в мир духов, туда и Забавушка моя отправилась, — ответила старуха, и я не стала разубеждать её в обратном. Больше мы сегодня моё прошлое не обсуждали. Старуха напоила меня противным пойлом, после которого мне жутко захотелось спать, а сама села за прялку.

Прости нас, девка, и мы тебя замуж выдадим (Анна)

Утро выдалось неспокойным. Вчера я была в каком-то оглушении, и не сильно прислушивалась к разным шумам. Но сегодня меня из объятий сна выдернуло громкое «Ку-ка-ре-ку!» Где-то лаяли собаки. Мычала корова. Слышался чей-то говор. Старухи в землянке не было, зато за столом сидели какие-то смутно знакомые старики в количестве пяти штук. Все, как "трое из ларца, одинаковы с лица": седые всклоченные брови и бороды, длинные волосы, белые рубахи. И все внимательно меня разглядывали.

— Пришла в себя, значит! Добро! Добро! А мы уж думали, тризну по тебе справим! Живучая! — проговорил один из них, наверное, самый старший, когда я открыла глаза.

Тут в землянку влетела моя бабуля с коромыслом в руках и накинулась на стариков:

— И чего вы тут позабыли, нечестивцы? За каким лядом пришли? Думали, помирает унучка моя? Ан, нет. Поживёт ещё!

— Ну что ты, что ты, Божена! Не распаляйся! — примирительно проговорил старшой. — Повиниться мы пришли, да порадоваться, что девка-краса на поправку идёт! Да, за Колошу словечко замолвить.

— Ну, винитесь, давайте, винитесь, — бабуля так быстро сдаваться не собиралась. — Девку невинную, непорочную чуть не угробили, а теперь винится они пришли!

— Ты это! Не серчай на нас, Забава! Не разобралися мы, а люди-то доводы приводили не шуточные, тут любой бы ошибся.

— Люди им доводы приводили! Какие люди? Блудливый Колоша? Али Томилка-вековуха с подружкой ейной Заринкой непутной? Это твои люди? Скажешь тоже, Белимир!

Ага, значит, это тот самый старейшина, у которого есть книга. Только что мне дает это знание? Ровным счетом ничего. Побыстрее бы они уже закончили свои терки. Мне ужасно хотелось в туалет.

— Ну, будет тебе, Божена! Прости нас, признали мы неправоту свою, и ты уймись, угости нас своим знаменитым сбитнем, да и пойдем мы.

Я видела, что старуха совсем не горела желанием чем-то угощать наших незваных гостей, но, видимо, верность обычаям не позволила ей прогнать их драной метлой из дому. Она нацепила улыбку и достала из-под лавки кувшин. Старцы как по команде сунули руки себе за пазухи и выставили на стол деревянные плошки. В них моя бабуля налила старцам какой-то тягучей сладко пахнущей жидкости. Старики пили и нахваливали:

— Ох, Божена, ох, мастерица! Никто такой вкусноты приготовить не может. Ой, уважила! Ой, побаловала!

Я уже не чаяла, когда они свалят, но они не торопились.

— А правду люди бают, что Забава после