очередь, усиливало раздражение и недоверие по отношению к нам. Однако всё это относилось к сфере фантазии и показывало лишь незнание ситуации в Финляндии. Подавляющее большинство финского народа думало только о сохранении независимости и защите своей страны. Можно ли позицию русских объяснить иначе, чем типичным для финнов настойчивым подстрекательством со стороны финских коммунистов, сбежавших в Россию? Кремль обвинял нас в сотрудничестве с Германией против Советского Союза – нас, кто столь преданно следовал политике Лиги Наций, на которой мы строили свою безопасность, и кто в 1935 году совместным решением высших государственных органов торжественно объявил, что мы поддерживаем общескандинавскую политику нейтралитета, которая, собственно говоря, была нашей политикой и до этого заявления. В 1937 году Каллио был избран президентом, а представитель в Лиге Наций Холсти стал министром иностранных дел. В том же году Холсти побывал в Москве с визитом, целью которого было улучшить отношения с Советским Союзом и развеять недопонимание. В Финляндии питали некоторые надежды в отношении этой поездки, но попытка осталась безрезультатной. Ещё весной 1939 года мы отклонили предложение Германии заключить пакт о ненападении, чем вызвали её недовольство. Но Советский Союз и Германия подписали в августе 1939 года договор, по которому, как можно было предположить и как в дальнейшем подтвердилось, Финляндия была передана в сферу влияния Советской России, а в конце ноября 1939 года Советский Союз под прикрытием этого договора напал на нас. Наша судьба действительно складывалась трагично.

В 1938 году события в Центральной Европе начали приобретать направление, вызывавшее опасения. Австрию присоединили к Германии, что ещё было как-то объяснимо, поскольку эта мера была связана с движением за консолидацию германской нации. Более опасный характер имели события в Чехословакии в 1938–1939 годы, поскольку присоединение этой страны к Германии уже нельзя было обосновать с помощью германской национальной идеи. Оно означало куда более далекоидущие устремления Германии. Центр Европы пришёл в движение, втягиваясь в водоворот событий. Развивавшийся исторический кризис отбрасывал свою угрожающую тень.

В том же 1938 году Советская Россия предприняла в направлении правительства Финляндии весьма серьёзные меры по зондажу ситуации. В апреле со стороны советского посольства в Хельсинки поступило обращение к министру иностранных дел с сообщением о том, что в Москве, несомненно, уверены в масштабных планах Германии в отношении агрессии против Советской России, и что в этой связи левый фланг немецких войск высадится в Финляндии и продолжит отсюда наступление против России. Пытались разведать, как Финляндия поступит в подобном случае, задавали различные вопросы. Контакты продолжились в течение лета и осени 1938 года, но не принесли результатов. Создаётся впечатление, что с нашей стороны к вопросу не отнеслись должным образом. Когда я вместе с министром Энкелем был в Москве на переговорах о возможностях мира, Молотов сослался на этот контакт, считая его одним из доказательств того, что советское правительство пыталось прийти к взаимопониманию с Финляндией. У меня же об этих переговорах 1938 года не было никакой информации, хотя осведомлённость о них была бы важна при анализе политической ситуации последующего времени. Только сейчас, когда я работаю над этой книгой, мне удалось получить по ним основные сведения. Они, со своей стороны, проливают свет на политику Советского Союза в отношении Финляндии, показывая, насколько последовательной она была.

1939 год был для Финляндии сплошным зловещим периодом, апогеем которого стало нападение Советского Союза 30 ноября.

В начале 1939 года Россия продолжила переговоры, начатые годом ранее, предложив передать ей некоторые острова в Финском заливе. Правительство Финляндии не согласилось вести по ним переговоры, что вызвало недовольство в Кремле. Весной 1939 года при рассмотрении в Совете Лиги Наций соглашения между Финляндией и Швецией по Аландским островам Советская Россия выступила против его подписания, что привело к снятию вопроса, хотя страны – подписанты Аландской конвенции 1921 года приняли наше предложение, а Советский Союз не имел по этому вопросу никаких законных полномочий. Реальное соотношение сил взяло верх над формальным правом. В конце зимы начались переговоры Великобритании и Франции с Советским Союзом, которые, как оказалось, затронули и нас, поскольку Советский Союз потребовал включить нашу страну в число тех малых государств, на которые должны были распространяться гарантии этих великих держав. Это был опасный знак. Из договора западных держав и Советского Союза ничего не вышло, поскольку первые не согласились с требованиями Советского Союза. Напротив, Германия и Советский Союз подписали 23 августа 1939 года уже упоминавшийся роковой пакт, о тайных статьях которого не было надёжной информации.

Но в Финляндии это никого не заботило. Страна жила в преддверии парламентских выборов, велась жёсткая предвыборная борьба, в пылу которой не оставалось времени задуматься, о чём же действительно шла речь в тот период. Из моего дневника за 24.06.39: «Поносят друг друга. Спорят по крошечным внутриполитическим делам – о том, какая партия больше сделала в поддержку земледелия. Обсуждаются старые дела, продолжается полемика по форме правления, в которой особенно активны партии, входящие в правительство. А ведь сейчас на повестке стоят действительно крупные вопросы. Россия желает втянуть и нашу страну в сферу своего влияния. В Москве ведутся переговоры по жизненно важным для нас проблемам. Под вопросом всё независимое положение Финляндии. Но, судя по всему, об этом никто не думает. Ситуация как в 1453 году, когда турки были у стен Константинополя, а в самом городе вели полемику по теологическим догматам до тех пор, пока турки не взяли город и не выгнали спорщиков».

Наше отношение к Советской России вызывает большие опасения. 28 июня 1939 года я направил из Стокгольма частное письмо министру иностранных дел Эркко: «К числу главнейших вопросов нашей внешней политики относится то, можно ли каким-то образом улучшить эти отношения (с Советской Россией) и особенно развеять предрассудки и недоверие в отношениях между Россией и нами. Можно быть какого угодно мнения о России, но фактом является то, что мы не избавимся от соседства с ней. География здесь – определяющий фактор. Аландский вопрос показал, что хотя мы являемся суверенным государством и у нас есть чёткие юридические права, но реальность может стать сильнее их. Если нам придётся отказаться от строительства оборонительных сооружений на Аландах – какой участи я по-прежнему надеюсь избежать, – хотя мы имеем на это законное право, а у России нет права выступать против этого, это говорит о силе реальных фактов. Вопрос стоит о том, можно ли и каким образом улучшить наши отношения с Россией. […] Есть причина серьёзно подумать, что можно было бы сделать».

17 июля