В нём, пожалуй, всего было «слишком». На первый взгляд. Впрочем, как я убедилась позже, переизбыток позолоты, изящества и роскоши царил лишь на половине, в которой безраздельно царствовала «первая донна» Клана, Мирабель. В крыле же, занимаемом её свекровью, Софьей Марией Иоанной, царил дух сдержанного аскетизма и суровой простоты; эта же атмосфера, незаметно просочившись мимо роскоши парадных зал, обосновалась в башнях, занимаемых братьями Торресами, Ником и Магой, и осела там навсегда. И к лучшему. Магины покои — вот где я чувствовала себя более-менее спокойно. Пусть не как дома, но… близко к тому. Почти.

Будь моя воля, я бы оттуда не выходила вовсе. Помимо наших с мужем комнат здесь, в трёх этажах башни, цоколе и подкрышном пространстве разместились библиотека, лаборатория, небольшая обсерватория, хранилище редких вещиц, маленькая оружейная… Было чем заняться. А на площадке между вторым и третьим уровнем мой муж вывел стационарный портал, ловко замаскировав его под стеновую панель. И теперь из нашей «берлоги», как он сам выражался, до дома в Тардисбурге нас отделяло фактически несколько шагов.

…И как же трудно иногда было от них удержаться! Особенно после очередной тихой каверзы свекрови, от которой не спасали даже охранные кольца, коими щедро обвешали меня мужчины клана, все без исключения помешанные на безопасности своих женщин. Эти артефакты оберегали меня от чужаков, но не от родни, по определению воспринимаемой кольцами дружелюбно. А мелкие пакости за непосредственную угрозу жизни ими не принимались. Не считать же таковым шипение свекровушки: дескать, у меня уже есть внучки, родные, а этих, которых ты носишь неизвестно от кого, я никогда не признаю![3] Нужно-то мне её признание! Или, к примеру, косые взгляды и ехидничанье её подруг, слетающихся по средам и пятницам посплетничать. С меня хватило единственного присутствия на суаре, сугубо в дипломатических целях, чтобы невестку Главы не считали невежей; после получаса пустых разговоров я ловко прикрылась своим деликатным положением, о котором, наверное, во всём близлежащем Террасе не знал только ленивый, и сбежала. Да пусть перемывают мне косточки, сколько хотят, если им делать больше нечего, а я слишком дорожу своим временем.

Порой в гетерохромных глазах свекрови[4] мелькала настолько неприкрытая зависть к вниманию, оказываемому со всех сторон мне, беременной, что одно время я всерьёз опасалась, как бы Мирабель не решилась осчастливить дона Теймура нежданным на склоне лет интересным положением. А что, всё возможно! Здешние чудотворцы омолаживают не только личико, но и весь организм, так что не удивлюсь, ежели донна рискнёт… Не сама же она будет возиться с новым потомством, няньки найдутся! А ей лишь бы снова, как встарь, перенести фокус внимания окружающих на себя и только на себя.

Полагаю, в этом-то и была сокрыта причина её сдержанной ненависти. Многие годы она без особых усилий держалась в этом самом фокусе — сперва как красавица-невеста, затем как красавица-супруга, сбежавшая от нелюбимого жениха Георга к его брату Теймуру; затем как счастливая мать долгожданных наследников клана, после как мать, убитая горем, потерявшая старшего сына и вынужденная бороться с закидонами оставшегося при ней младшего, угрюмого, нелюдимого и непокорного… Да уж, в сравнении с весельчаком Николасом его брат казался просто букой. У него и без того характер был куда сдержаннее, чем-то похожий на бабкин; а после пропажи брата в чужом мире Мага стал просто невыносим. Его мать при этом стоически несла венец мученицы.

Дон Теймур снисходительно терпел её капризы. Свекровь, Софья Мария Иоанна, гневалась, но не вмешивалась, просто окончательно отстранила невестку от управления Эль Торресом. Вышколенная прислуга и охранники держались, получая в качестве компенсации прибавки к жалованию и солидный пенсион после ухода на покой, а заодно пересказывая во время вечерних посиделок «страшные истории» о некоторых прежних хозяйках вроде донны Сильвии[5], и сходились во мнении: им ещё повезло! Донна Мирабель так себе ведьма, слабенькая; а что характер вздорный — можно потерпеть, зато с пользой для себя.

…А ещё, перешёптывались лакеи и горничные, с тех пор, как чудесным образом вернулся молодой дон Николас и братья Торресы оба ввели в дом новых жён, и зазвенели под старинными сводами голоса внучек Главы — замок-то стал оживать… И темень, скопившаяся по углам, куда-то пропала, и старая хозяйка помолодела, Софья Мария Иоанна, и легка стала, что на подъём, что на похвалу, а вот донне Мирабель всё не впрок, никакая радость человеческая ей не в радость, куксится и дурнеет…

Все эти шепотки, разумеется, хорошего настроения «первой донне» не прибавляли. Как и лояльности к чересчур независимой невестке-иномирянке.

А я что? Я ничего. Мне всё же полновесный сороковник, и пусть никого не обманывает мой вид. Я всегда выглядела моложе своих лет, а уж после смерти[6]!.. Хм, жутковато на слух, да? Скажем так: после своего воскрешения я по возрасту внешне почти сравнялась с Элли, своей невесткой, которой как было, так пока и осталось около… двадцати с хвостиком. И выгляжу если не её ровесницей, то старшей сестрой. Подозреваю, это и есть дар Мораны, о котором та, посмеиваясь, намекнула при нашем прощании.

Но прожитые-то годы никуда не денешь! И жизненный опыт, соответственно. И если Элизабет, вернувшись в прежний возраст, почти девичий, спокойно приняла роль неопытной почтительной невестки, то я… вот что хотите, со мной делайте, но из подобных сценариев уже выросла. Другое дело, что приходилось проявлять чудеса дипломатии, дабы и себе на шею свекровь не подпустить, и Торресов-мужчин не обидеть. О большинстве мелких пакостей донны они не знали. Впрочем, Глава, допускаю, мог и догадываться, и иметь своих шептунов, но ничем пока свою осведомленность не обнаруживал.

Ну, довольно. Этак можно вообще в сплетни скатиться.

Вернёмся к причинам, по которым я опять торчу в Эль Торресе.

Сентябрь и половину тёплого октября мы мирно провели в Тардисбурге. Девочки с восторгом учились, пыхтели на дополнительных занятиях, догоняя сокурсниц по некоторым специфичным предметам; Мага пропадал то в лаборатории, то в питомнике кидриков. Я с превеликим удовольствием царствовала «на хозяйстве», наслаждаясь, наконец, покоем, особенно ценимым, стоило лишь представить, какой бедлам начнётся в доме через несколько месяцев, после рождения ожидаемых тройняшек. Беременность моя протекала идеально, без малейших намёков на токсикозы и дурное самочувствие. До той поры, пока не настало межсезонье. Затянувшееся бабье лето было изгнано из города