— Почему? — удивлённо спросила она.

— Мы не едим мясо и мучное, правда, мама? — командным голосом спросила Ксения.

— Ты не ешь, а я ем по праздникам!

— Ты же обещала больше не прикасаться к этой грязной еде, — с вызовом сказала она.

— Доча, не мели ерунды.

— Ах так! Можешь больше ко мне за советом не приходить! Твоё энергетическое поле никогда не будет чистым, пока ты ешь мясо.

— Кто это тут не любит мясо? — Настя вошла в кухню с буханкой «Нарочанского» в руках.

— Я пытаюсь донести до мамы, что эту собачью еду есть нельзя!

— Собачью? — Настя достала из духовки запёкшуюся в фольге свинину. — Интересно, какие это собаки так питаются?

— Ты прекрасно поняла мою аллегорию, — усмехнувшись, ответила Ксения, — посмотри на меня, я чиста и стройна. Во мне нет зла!

«Как и мозгов», — подумала Настя.

— Наше энергетическое поле ежесекундно подвергается опасности. А кладя в рот очередной кусок мяса, мы сами роем себе яму!

— Ты сама слышишь себя? Кто забил тебе голову этим мусором? Ты молодая девушка, тебе нужно сохранить своё здоровье. Тебе ещё детей рожать, а ты мясо не ешь, зато горстями кладёшь в рот какие-то пилюли. Тётя Наташа, ну вы куда смотрите?

Услышав своё имя, Наталья Васильевна поперхнулась семечкой. Ксения несколько секунд смотрела на кашляющую мать, затем постучала по её спине кулаком.

— Она взрослый человек и сама решает, как ей жить, — философски размышляла она.

— Ксюша, ну ты же будущий врач! Кстати, ты закончила университет?

— Почти. Я брала академический отпуск.

— Зачем?

— Я ездила в Алтайский край со своим учителем.

Настя приподняла брови.

— С учителем? С каким учителем? Физкультуры или географии?

— Да нет же. С моим наставником Лаврентием. Он учит меня видеть четвёртое измерение.

— Ничего себе. У меня сразу два вопроса: а ты видишь третье? И разве этому можно научиться?

— Конечно. Спроси у мамы, если ты мне не веришь.

Настя вопросительно посмотрела на Наталью Васильевну. Та увлечённо плевала семечки и, казалось, не слышала этого разговора.

— Тётя Наташа, ау, — повторила она.

— Могу сказать одно: Ксюшенька очень способная, — она растягивала слова. — А давайте кушать! Где наши мужчины?

«Да уж, способная! В двадцать шесть лет учиться на четвёртом курсе. Девять лет коту под хвост!» — размышляла Настя. Она пристально посмотрела на троюродную сестру.

Колготки, затянутые под грудь, мешковатый старый свитер, растрёпанные и который день не видевшие шампуня волосы, отсутствие косметики — издали незнакомцу могло показаться, что это четырнадцатилетний пацанёнок. Ксения не обладала ни вкусом, ни желанием этот вкус приобрести. Её полностью устраивала её жизнь, со всеми трудностями и приключениями. Трудностями она считала отсутствие нужного амулета в магазине, а приключением — транспортировку старушки на другую сторону улицы. Ксения была убеждена, что она послана на эту землю, чтобы творить добро. Как именно его творить, она ещё не знала, но с пеной у рта доказывала всем своё призвание.

— То, что ты называешь призванием, на самом деле — норма у воспитанного человека, — Настя снова вступила в спор с сестрой. — То, что ты перевела бабушку через дорогу или покормила бездомного кота — это, безусловно, хорошо, но только из-за этого ты не можешь называть себя человеком добра. Такие вещи делают все люди, у которых под рубашкой не сухарик, а сердце, — Настя не унималась.

Ксения глазами метала молнии.

— Я на следующий год планирую благотворительную поездку по деревням. Мы с друзьями будем собирать вещи, продукты, технику и развозить малоимущим, — она с вызовом посмотрела на Настю.

— А степень материального благополучия вы будете определять по фасаду домов или заборов?

Диалог был прерван вошедшими в кухню мужчинами.

— Алчонок, ароматы сбивают с ног. Я такой голодный! Брат, вот твоё почётное место, садись, — полковник указал рукой на стул во главе стола.

— Дядя, гордитесь! Нам он не разрешает сидеть на этом стуле, — Настя поставила рядом с ним тарелку с горячим пюре и свининой.

Владислав Иванович равнодушно плюхнулся на стул, не оценив широкого жеста брата. Помимо встречи со знаменитым целителем, для него эта поездка была исключительно формальной. Родителей он не видел много лет, в принципе, как и всю родню. Владислав и раньше был нечастым гостем как в Минске, так и на родине, в Мозыре. А после последней ссоры и вообще думал забыть туда дорогу. Даже спустя четыре года он не простил родителей. Решение переписать дом на дочь стало для него унижением. Никто даже не предложил ему долю и не обсудил с ним это решение.

— Ну и что, что сестра ухаживает за родителями, ты такой же законный наследник, как и она, — как молитву перед сном, ежедневно повторяла Наталья Васильевна. — Ты обязан высказать им своё мнение. Как они могут так поступать с нами? Точнее, с тобой.

Слова эхом зазвенели у него в памяти. Может, родители и были правы? Может, зря столько лет он не переступал порог родительского дома? Вопросы один за другим всплывали у него в голове. Ведь Юля действительно сутками заботится о стариках. Да, пусть раньше она не была близка с ними, но сейчас её поведение заслуживает уважения.

— Влад, расскажи нам о ваших двухдневных планах в столице.

Услышав своё имя, он вздрогнул, как будто его вырвали из полудрёмы.

— Завтра ты нас отвезёшь к Зеленевскому, я правильно назвал фамилию?

Полковник кивнул.

— Надеюсь, он и правда так хорош, как о нём говорят! Откуда ты его знаешь?

— Свела судьба по службе.

— Ясно. А потом заскочим к родителям в Мозырь на два-три дня.

— Два-три дня, — повторил Александр Петрович, — немало ли времени оставляешь на встречу с родителями?

— Ты же сам понимаешь, бизнес, — откусывая сочный кусок запечённой свинины, сказал Влад, — надо ехать домой.

Ксения с отвращением посмотрела на отца, как будто он ел живую свинью, медленно отрезая от неё то ухо, то ногу.

— Что-то ты за четыре года так и не нашёл времени, чтобы погостить у родителей. Они ведь тебя ждут… — полковник с грустью посмотрел на брата.

Слова не тронули Владислава. Он никогда не испытывал к родителям тёплых чувств. Он не звонил им по вечерам, беспокоясь, как их здоровье. Супруга всегда говорила, что его семья — это она и Ксения, а все остальные — ненужное приложение.

— Они к нам не тянутся, почему ты должен им помогать? — изо дня в день повторяла она.

Но в глубине души он боялся этой встречи. Боялся посмотреть в бездонные голубые отцовские глаза. Боялся осудительного