Шрифт:
Закладка:
Пятая масса царства Гахены. Так назвала это место тень, когда крылатая и рогатая твари прожевали его мизинцы. А дальше было падение, но не вниз, а вверх. Линг сам себе стал казаться тяжелее, и боль от падения едва не вышибла из него дух. Хотя, теперь дух это все, что от него осталась, а плоть гниет на далекой земле.
В новом месте Линга встретила вполне привычная для человеческого понимания контора. Огромный зал с сотней небольших окошек приема напоминал мрачную викторианскую церковь: высокий, куполообразный потолок затянуло сажей, тяжелые, выточенные из камня цветы придавали стенам мрачного шика. Толпа испуганных, впавших, кто в истерику, кто в молчаливый шок, почивших, скорее на рефлексе двигалась к свободным окошкам, где их ждали души с невероятно огромными, почти злыми улыбками. Если бы Линг встретил такого монстра на Земле, то написал бы книгу о паранормальном и прослыл сумасшедшим, но здесь, он, как и многие другие, подошел к окошечку и немым вопросом обратился к работнице центра. Девушка, блондинка с нелепо пышными локонами, сверила имя, уточнила дату смерти, после чего, нелепо радостно поприветствовала несчастную душу в новом мире. От нее Линг получил одежду и мешочек с желтыми камушками. Мужчина хоть и собирался быть внимательнее к ее объяснениям, пропустил мимо ушей почти все, а попросить повторить, как — то не подумал. Так и поплелся за остальными на улицу, вымощенную камнем внушительных размеров площадь, ни капли не беспокоясь о своей наготе. Таких, как он, оказалось немало. К чему штаны, когда ты мертв?
С площади на улицы вело несколько высоких арок. Линг пошел к той, через которую пыталась протиснуться толпа. Мужчина пытался взять себя в руки, присматривался. Было к чему. Уже на площади стояли те, кто просто глазел. Особенно гротескно выглядела парочка в зеленых рубашках и коротких брюках, что раскрывали темные, нечеловеческие ноги. Приценивающиеся предпочитали стоять на кончиках пальцев, оттопырив вытянутые пятки, курили длинные сигареты на мундштуках и хищно прищуривались. Линг заметил, как они оценивающие оглядели то, что было женщиной и засмеялись. Мерзко хихикали, но не истекали черной жижей, а количество украшений на их шеях и длинных пальцах могло вызвать зависть у самой важной на улице цыганки.
Едва перейдя широкую стену, арку, от высоты которой кружилась голова, Линг попал на очень шумную узкую улицу, по обоим сторонам которой стояли магазины и прочие палатки. Ряженые в пестрые тряпки души вели торговлю и куда-то спешили.
— Эй, новенький, эй, — к Лингу почти подлетела неспособная устоять на месте женщина в желтом платье нелепого покроя. — Новенький, смотри, что у меня есть. — Она вытащила из оттянутого кармана небольшой, выточенный из камня амулет на веревочке и продемонстрировала, словно драгоценность. К качеству игрушки Линг не присматривался, куда больше его заворожила подвижная мимика торговки. — Это защитит тебя от сборов! Всего пять желтеньких и он твой.
Линг молчал.
— Ну что ты, новенький, — едва не подпрыгнула женщина и потянулась к мешочку, который Линг прижимал к груди, — тебе ведь выдали немного.
Линг невольно щелкнул ее по ладони, и торговка ощетинилась, пригнулась и оскалилась, точно готовящаяся напасть дикая кошка. Почивший отшатнулся, обошел ее по кругу и поспешил нагнать остальных несчастных.
Общежитие оказалось высоким, выше, чем все здания, которые когда-либо видел Линг. Крепость из темно-серого, местами черного камня встретила Линга запахом плесени, шикарной парадной и отсутствием лифта. Может быть, девушка в окошке за что-то на него обиделась, но комнатка Линга оказалась на пятьдесят четвертом этаже, а скользкая из-за налипшей жижи лестница не внушала доверия, приходилось выверять каждый шаг. Держаться за перила Линг решил лишь в крайнем случае, от их вида выворачивался желудок.
Линг накрыл лицо руками и разрыдался. Он мертв! Покинул любимый мир живых и ничего уже не исправить! Плечи мужчины подрагивали, а из глотки вырвался стон раненого зверя. Он упал на пол и обнял себя за плечи, слезы полились, нос забился, холод пробрался до позвоночника. Но кому какое дело, все кончено. Все ушло! Он в аду!
Почивший перевернулся на спину и посмотрел в черный потолок. Он пытался вызвать в памяти лицо жены Кагы, дочурки, но слезы застилали не только глаза, но и размывали знакомые, любимые образы. Как они теперь без него? Что будут делать? Как долго горевать? А дальше? Кага еще молода и интересна, она себе кого-нибудь найдет. Мысли о постороннем рядом с любимыми вызвали такой приступ гнева, что Линг сел и зашелся кашлем. Столь сильным, что на пол комками полилась черная жижа. Гадкая и вонючая. Он словно гнил изнутри и эта странная субстанция то, во что превращаются его внутренности. Хотя как хоть что-то может поместиться в столь узкой грудной клетке? Сердце Линга больше не бьется, кровь не течет. Те твари пережевали его мизинцы, а из ран выплеснулась только чернота. Отвратительно.
Ударив себя по груди, Хит Линг ощутил боль. Такую странную и даже приятную, куда более глухую, чем та, что сжимала его горло. Кага, его умница Кага ведь не знает о тайнике, о деньгах, которые помогут ей прокормить семью. Если она получит доступ к этим деньгам, то не станет искать другого мужчину. Будет незачем.
Но она не знает!
Как скоро у нее появится другой? А Сильва будет звать его папой?
Линг издал жуткий рык и ударил по полу. Ярость бушующим пожаром поднялась из недр нутра и застряла в горле. Разум Линга помутился. Обезумев, он все бил и бил по полу, но камень мог стерпеть и не такое. Жижа комками разлеталась по стенам.
— Убью! Разорву! Тварь!
Тяжелое дыхание сбилось. Грудная клетка заболела. Линг схватился за впалый живот. Его вновь вывернуло. Слезы душили. Он услышал, как за стеной кто-то плачет, очень громко, надрывно и криво улыбнулся. В месте скорби нет места радости. Кто же знал, что смерть придет так внезапно.
Линг растянулся на полу и закрыл глаза. Сознание уползало в темноту.