Солнце заливает двор яростным светом. Тишина и безлюдье в Поселке такие, будто здесь, кроме нас, нет ни единого человека. Жмутся в скудной тени крыльца остатки травы. Торчат вдоль забора пучки жесткой крапивы. Ко мне подбирается последняя наша курица и начинает лениво, точно во сне, выклевывать что-то из слоя горячей пыли.

***

Обед, как всегда, проходит у нас весело и оживленно. Правда, Лелька извиняется, что не смогла добавить в суп перец, он у нас, оказывается, закончился. Я, честно говоря, внимания на это не обратил. Однако Ника, в свою очередь, извиняется, что забыл его привезти:

- Вылетело из головы.

- А он вообще у вас есть?

- Вообще-то у нас его нет, - сознается Ника. И, подумав, добавляет, хитро подмигивая. – Но достать можно.

Суп и картошку с тушенкой он проглатывает в один момент, но все же больше наворачивает салаты, которые Лелька приготовила в неисчислимом количестве: из скороспелой редиски, из зеленого лука, из свежей моркови, раскопала даже в своих посадках несколько вызревших несмотря ни на что помидоров и огурцов. В городе все это стоит бешеных денег. Кое-что, разумеется, выращивают в теплицах, но это капелька, капелюшечка по сравнению с морем голодных ртов. Даже в летном отряде, где служит Ника, рацион наполовину состоит из хлореллы, которую производят в громадных биореакторах. Конечно, это не класси­ческая хлорел­ла, а измененные, генномодифицированные ее сор­та, быстро растущие, обогащенные всякими витаминными и тонизирующими добавками. Ника однажды привез попробовать пищевую коричневатую пасту, сделанную из нее: отвратитель­ный вкус. Никакие ароматизаторы не помогают. Не удивительно, что Ника покряхтывает, отдувается, вытирает лоб кухонным по­ло­тенцем, но все-таки ест, ест и ест. Когда еще ему удастся к нам прилететь! А потом мы все, включая Ясида, долго пьем чай. И надо сказать, что вот это уже – чай так чай! Полжизни можно за такой чай отдать! Не сорная выдохшаяся труха с армейских складов двадцатилетней давности, запас которой почему-то об­ра­зовался у нас в Поселке, а настоящий, подаренный Никой, из бумажной пачечки со слоном да еще за­варенный на отфиль­трованной чистой воде! С таким чаем и пустынная, омертв­ляющая жара не страшна.

И вот за чаем Ника наконец рассказывает последние новости. Сначала, правда, он косится на Лельку, прикидывая, вероятно, не выпроводить ли ее из комнаты, как это было в прошлый и позапрошлый разы, но Лелька тут же делает зверскую физиономию, весь вид ее говорит, что сама она не уйдет, разве что ее вынесут на руках.

Ладно, пусть слушает.

Новости у Ники нерадостные. С одной стороны, как он считает, мы можем похвастаться определенными достижениями. За­пущен наконец первый литейный завод, с которым возились по­чти полтора года. Сталь пока невысокого качества, но важный шаг сделан. К нему пристроен механосборочный цех, который тоже уже работает.

- Вы мою новенькую «птичку» видели? Ну вот…

С другой стороны, государственный Экосовет, подведя итоги первого полугодия, пришел к выводу, что удерживать Южный фронт в том виде, как он существует сейчас, не имеет смысла. Ника убедился в этом собственными глазами. По дороге сюда он обозрел почти треть Южной дуги: из четырнадцати поселков, которые он облетел, шесть заброшены, лесопосадки погибли, фронт про­рван, движутся песчаные языки, залатать эти дыры вряд ли удастся. Экосовет полагает, что следует провести планомерное отступление, создав новый фронт, уже меньшей длины, распо­ложив его на ближних подступах к городу. Это резко сократит коммуникации, энергозатраты и позволит удер­живать имеющи­еся посевные площади.

- Более того, их предполагается ощутимо расширить. Увели­чить в связи с этим выдачу натурального хлеба и образовать цепочку ближних сельскохозяйственных поселений, куда будет передислоцирована часть городских жителей.

- А как же нефть? – спрашиваю я.

По слухам, где-то там, в глубине Мертвых Земель, сохранились нефтяные вышки со всем необходимым оборудованием. Естественно, их еще требуется проверить, восстановить, отладить, но если запустить реальный нефтепровод – а от нас это было бы ближе всего – то Поселок получит и финансирование, и рабочие руки. Все последние годы нас поддерживала именно эта надежда. Ведь не для того же мы сражаемся здесь за каждый клочок земли, чтобы выращивать на ней опиумный мак, пусть даже город платит за него лекарствами, текстилем, горючим и даже кое-ка­кой техникой.

Ника отвечает, что план нефтеразведки в настоящее время признан слишком рискованным. Совет считает, что следует подождать год-другой, пока у нас не появятся более надежные летательные аппараты.

- До вышек, которые еще надо найти, по меньшей мере триста или четыреста километров. Случись что, любая поломка, я оттуда уже не выберусь.

Ну – ему лучше знать.

Кроме того, объясняет Ника, Экосовет встревожен обстановкой, складывающей на Северном фронте. Гнилые Болота по-прежнему наступают: почва пропитывается водой, грунт раз­жижается, зда­ния проваливаются в трясину – что с этим делать, пока неясно. Проект переброски воды оттуда на Юг уже окончательно похоронен. Дефицит жилья нарастает. У города больше нет ресурсов, чтобы содержать отдаленные поселения.

- Осенний караван не придет, - с трудом продавливая через горло слова, сообщает он.

Воцаряется растерянное молчание. Это сильный удар. Без обычных осенних поставок мы зиму не переживем. Я вижу каменное лицо Ясида – у него не дрогнул ни один мускул, расширенные глаза Лельки – она прикрывает пальцами рот, чтобы не закричать. Сам я бесцельно отодвигаю тарелку, а потом опять придвигаю ее к себе.

- И вот еще что… Я заодно пролетел над вашей энерголинией: четверть столбов повалены, провода порваны, большая часть остальных тоже – еле стоит…

- Это после июньской бури, - говорю я.

И не узнаю своего голоса.

- В такой ситуации, сами понимаете, восстанавливать энерголинию никто не будет. – Ника цепляет из салатницы кусочек моркови, смотрит на него, точно удивляясь, зачем его взял, кладет обратно, звякая вилкой. – На поселковом Совете я объяснялся мягче, не надо паники, обстановка, как я понимаю, и так сильно накалена… Однако вас обязан предупредить: у меня это последний рейс, больше не прилечу. – Он подцепляет тот же кусочек моркови, съедает его и морщится, словно от горечи, об­наружившейся внутри. – Рас­считывали ведь на что? Рассчиты­вали, что если атмосферу и климат оставить в по­кое, если ан­тро­погенное давление на них резко спадет, они как-нибудь сба­лансируются, произойдет системное самовосстановление. Расчет, к сожалению, не оправдался. Возможно, что этот процесс – еще на годы, на десятилетия, если не на века… Ну а у вас, чест­но, как тут дела?

Мы молчим.

Никто не хочет