мне Серафима. Владычица Мать-Земля приняла ее как родную дочь… Не знаю, быть может, сначала оно так и было, но теперь ни счастья, ни спасения у нее больше нет. Они пре­вратились в птичий жалобный писк: пи-ить… пи-ить… пи-ить… – который, как мне кажется, становится все слабей и слабей.

Новый Лес умирает.

Аглая взывает ко мне.

Она на меня надеется.

Она меня ждет.

И потому я должен, я должен добраться до Каменной Балки…

***

Вечером Ника, как и планировалось, улетает, увозя с собой пятнадцать тюков, набитых маковыми коробочками. Перед тем как забраться в кабину, он вновь сильно бьет кулаком в мой кулак:

- Ну, пока!.. Извини, не знаю, когда теперь сможем увидеться…

Бодрый тон, как будто ничего не случилось, вероятно, должен меня поддержать.

- Не сомневайся, увидимся! – отвечаю я.

Его биплан описывает прощальный круг над Поселком.

Лелька подозрительно шмыгает носом, да и у меня самого щиплет в глазах.

Нику я так и не сумел ни в чем убедить.

Между тем неприятности начинают теснить нас со всех сторон.

Ника вечером улетает, а на другой день, прямо с утра, в Поселке появляются беженцы. Их около пятидесяти человек – с рюкзаками, с расхлябанными тележками, волокушами, с узла­ми, перевязанными черт-те как: муж­чины, женщины, дети, с го­ло­вы до ног, точно мумии, обмотанные грязным тря­пьем. Это для за­щиты от полдневных ожогов, но все равно лица у них – багро­вые, в болячках и волдырях, обваренные солнечным кипятком.

Честно говоря, данное пришествие мы прохлопали. Беженцы не тревожили наш Поселок уже года четыре. Иссяк их бесконеч­ный поток, прекратились жестокие столкновения, из-за кото­рых, едва завидя на горизонте очередную оборванную орду, на­ша застава начинала стрелять, сперва в воздух, но все же давая понять, что этот Поселок им лучше бы обойти. Счита­лось, что к настоящему време­ни Ближ­ний Юг опустел, кое-как держатся не­сколько невзрач­ных оазисов – без индустрии, без серь­езных ре­сурсов, – кото­рые для нас опасно­сти не представляют. Да и не пересечь «бедуинам» Мертвые Зем­ли, где нет ничего, кроме окаменев­шего, потрескавшегося такыра.

Выходит, прогнозы были ошибочными.

Я прибегаю к зданию мэрии с некоторым опозданием. Кон­фликт уже достиг максимума, над площадью стоит заполошный крик, гото­вый вот-вот перейти в стрельбу с обеих сторон. Все наши «воору­женные силы» в сборе: два десятка мужчин с автоматами «калашникова» наизготовку. Но и беженцы тоже пришли не с пустыми руками, у них десяток винтовок, а женщины выставили вперед длинные кривые ножи самого неприятного ви­да. По-русски они абсолютно не говорят, в истеричном гомоне угадываются лишь отдельные слова типа: вода… еда… жить… остаться здесь… нет идти… Впрочем, и без перевода все ясно. После многодневных скитаний по Мертвым Землям наш Поселок с собственной артезианской скважиной, с крепкими домами, с са­дами и огородами кажется им земным раем. Они хотели бы в нем осесть. К сожалению, это невозможно. Сорок человек нам при наших скудных резервах просто не прокормить. Им следует двигаться дальше, в город. Тоже не самый привлекательный вариант, но все же лучше, чем умереть. Комендант, выступив из шеренги на шаг, пытается им это растолковать. Кричит сор­ванным голосом:

- Нет вода!.. Нет еда!.. Нет остаться!.. Идти туда!.. – простирает руку, указывая на горизонт, задымленный зноем. – Еще три дня…

Беженцы заглушают его своими стенаниями. Их качает туда-сюда, как обезумевшую волну. Они сами не знают, что сделают в следующую минуту. Ко мне проталкивается Ясид и сквозь зубы цедит, что дело, видимо, плохо, слушать они ничего не хотят, придется стрелять. На плече у него – автомат. Я чувствую себя дурак-дураком: оружия не захватил.

- Ты их понимаешь?

- С пятого на десятое, - отвечает Ясид. – Близкий язык, какой-то из областных диалектов…

- А где Лелька? - спохватываюсь я.

Ясид неожиданно ухмыляется:

- Загнал ее в подпол вместе с двумя другими девчонками, прикрыл крышку… ковриком… м-м-м… как точно?.. по-ло-вич-ком?.. Пусть пока посидят.

- Вылезут же!

- Не вылезут. Я им строго сказал…

Ясид хочет мне объяснить, что именно он сказал, но крик на площади внезапно сдувается, как будто из него выпускают воздух, между шеренгами вооруженных людей, в пустом коридоре смерти вдруг появляется дед Хазар, опускается на колени, при­жимается лбом к земле, и это зрелище до такой степени удивительное, что даже Ясид на секунду остолбеневает. Теперь слы­шен только тонкий певучий голос деда Хазара, сплошные ильла… амильла… хильля…

- Это по-арабски, - опомнившись, поясняет Ясид. – Читает первую суру Корана… Аль-Фатиха… Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!.. Если Аль-Фатиха не прочесть, любая молитва будет несовершенной.

Самое удивительное, что беженцы вслед за дедом Хазаром тоже опускаются – лицами в землю, а потом вслед за ним нестройно встают, но уже – как бы другие, притихшие, словно очнувшиеся от обморока. Они серьезно внимают словам деда Хазара, который вновь переходит на их язык.

Ясид проталкивается к Коменданту и начинает вполголоса переводить.

- Он говорит, что их тут примут, как положено принимать гостей… Что с ними поделятся последней водой, последней едой, последней одеждой… Но Аллах не простит тех, кто отплатит насилием за гостеприимство… Ваша хиджра еще не завершена… Аллах в своей бесконечной милости предоставил вам короткую передышку… Вы должны идти дальше… Еще три дня, всего три дня, и ваши тяготы будет вознаграждены…

Ясид вдруг меняется в лице и добавляет:

- Дед говорит, что теперь сам их поведет…

- Он же не дойдет, - изумляется Комендант. – Ему же в обед – сто лет…

Ясид пожимает плечами:

- А без него не пойдут они…

В общем, все как-то улаживается. Стороны, которые от нас представляют Комендант, дед Хазар и Ясид, последний, впро­чем, как переводчик, а от беженцев – двое мужчин, до глаз заросших черными проволочными бородами, договарива­ются, что до середины дня беженцы могут расположиться в пу­стом здании школы, их напоят, накормят, подлечат самых слабых, больных, а за­тем они все же двинутся дальше. Оставлять беженцев на ночь рискованно: кто знает, как за это время изменится их настрое­ние.

Разногласия вызывает вопрос об оружии. Комендант настаивает, чтобы беженцы, пока они пребывают в Поселке, сдали под гарантии муниципалитета винтов­ки и большие ножи. Потом, перед выходом, оружие им вернут. Старшины беженцев категорически не согласны: оказыва­ется, за вчерашние сутки на них трижды нападали вараны. По­гибли пять человек. Последнее нападение произошло бук­вально четыре часа назад. Тревожное известие, этого нам еще не хватало! С гигантскими варанами, способными отку­сить чело­веку руку или ударом когтистой лапы