— к самозащите. Состав Совета, оказался не вполне удачным. В него вошли, в качестве представителей своих организаций, все прежние их председатели, члены правлений и президиумов. Объединенный синклит этих бессменных руководителей нашей дореволюционной еврейской общественности производил уж слишком старорежимное впечатление. Это лишало Совет надлежащей поддержки даже в среде тех групп, которые были в нем представлены. Значительно важнее было однако то, что, как вскоре выяснилось, Совет объединял далеко не все группы и партии. Социалистическое крыло еврейства, приглашённое к участию в Совете, частью в него не вступило, а частью, вступив, тотчас же вышло.

Выход социалистов был сигналом к яростной агитации и борьбе против Совета на всевозможных митингах и в прессе. Совету ставилось в вину самозванство, узурпация, подтасовка выборов и пр., и пр. Социалисты призывали рабочих к бойкоту Совета во имя неприкосновенности их «классового самосознания». Все это было, однако, отчасти клевета, а отчасти демагогия. При помощи таких приемов не удалось бы свалить Совет, если бы не было других, чисто принципиальных возражений против его raison d’être[11], действительно подкапывавшихся под самый его фундамент… Эти внутренние, неисцелимые пороки «Совета» раскрылись мне значительно позже — примерно, в июне и августе. Пока же еще верилось в возможность продуктивной работы. И мы работали много и с увлечением.

В конце апреля из Совета, вместе с остальными социалистами, вышел наш делегат в Исполнительном комитете И.О.Фрумин, и я был избран на его место.

Участие в Исполнительном комитете, продолжавшееся с этого времени вплоть до выборов в Городскую Думу и ликвидации Комитета, было одним из самых напряженных и интересных для меня моментов в моей общественной работе. Так же как впоследствии участие в Центральной Раде, оно дало мне возможность некоторое время стоять в самой гуще политической жизни города и края. И вместе с тем, тогда мы не чувствовали себя еще, как затем в Раде и еще более — при большевиках, бессильными зрителями роковых событий. Напротив, именно тогда казалось, что открывается поле широкой и плодотворной работы…

Исполнительный комитет заседал тогда в бывшем Императорском дворце — очаровательной постройке Растрелли, небольшой, изящной и уютной, расположенной среди зелени Царского сада. Очередные заседания происходили в одной из гостиных, а в особо торжественных случаях — в парадной зале дворца.

Я уже говорил о происхождении и составе Исполнительного комитета. Это был центральный орган, в который входили делегаты главнейших организаций, представленных в «Совете объединенных общественных организаций города Киева», а также представители Советов рабочих и военных депутатов; впоследствии к этому основному зерну присоединились делегаты главнейших политических партий. Председателем комитета был гласный Городской Думы, заслуженный общественный деятель и прогрессивный кандидат в Государственную Думу по I курии, доктор Николай Федорович Страдомский. Это был хороший работник и довольно тактичный руководитель прений, хотя и недостаточно властный и авторитетный, Он жил в мире и согласии со всеми партиями, старался не ссориться даже с большевиками и не обострять отношений е украинцами. Никакой своей политической линии он не вел, и вся его работа сводилась, с одной стороны — к техническим функциям, а с другой — именно к проведению такой примирительной тактики.

К сожалению, внутренние разногласия неудержимо обострялись, и à la longue[12] сглаживать углы оказывалось невозможным. Однако показателем несомненного успеха тактики нашего председателя явилось то, что он, не принадлежа ни к одной из партий и не имея особенно близких личных связей в Комитете, в конце концов оказался наиболее приемлемым кандидатом в городские комиссары. На этот пост Н.Ф.Страдомский и был нами избран в июне 1917 г.; он оставил его в начале сентября, после восстания Корнилова.

В соответствии с коалиционным характером Исполнительного комитета, он имел трех товарищей председателя, по одному от каждой из составлявших Комитет организаций: представителя Совета общественных организаций Д.Н.Григоровича-Барского, рабочего Д,В.Доротова и офицера Л.С.Карума.

В противоположность Н.Ф.Страдомскому, Григорович-Барский был вполне определенной политической фигурой. Это был признанный лидер киевских кадетов. И это его кадетство по условиям момента, к сожалению, мешало ему пользоваться тем влиянием в комитете, которого он заслуживал. При величайшем личном уважении левое большинство комитета не могло все же оказывать ему достаточного политического доверия. А между тем это был, несомненно, наиболее дельный человек в нашей среде…

Второй товарищ председателя — Алексей Васильевич Доротов — был вместе с тем товарищем председателя Совета рабочих депутатов. Он был эсдек-меньшевик, ярый враг большевиков и украинцев. Доротов был всеобщим любимцем в Комитете. Подлинный самородок, незатуманенный социалистическим доктринерством, с огненным темпераментом и живым, практическим, здравым умом, с успехом восполнявшим пробелы его образования, он был из тех рабочих, которые в Европе становятся величайшими парламентариями и государственными деятелями — Бернсами, Бебелями, Эбертами. Как просто и достойно этот вчерашний наборщик, среди блеска и позолоты царского дворца, председательствовал в заседаниях, в которых участвовали министры…

А.В.Доротов умер от болезни сердца, — кажется, в 1919 году, — всего 34‑х лет от роду.

Я хочу здесь же сказать о других самородках, выдвинувшихся в первые же дни революции. Председателем СРД[13] был П.И.Незлобин, — также бывший печатник, по партийной принадлежности эсер. Это была значительно менее яркая фигура, чем Доротов. Он, подобно петербургскому рабочему Гвоздеву, выдвинулся в качестве руководителя рабочей группы Военно-промышленного комитета. Незлобин был хорошим оратором, человеком решительным и стойким. Но над ним тяготело проклятие российской «широкой натуры» — необузданность, безалаберность и даже — увы! — падкость к алкоголю. Крупнейшей фигурой в Совете военных депутатов и председателем этого Совета был солдат Е.Я.Таск. Он изредка принимал участие в заседаниях нашего комитета, но не здесь мог он развернуться во всю свою ширь. Настоящим его поприщем были митинги и многоголовые собрания рабочих и солдат. Он и сохранял над ними свою власть, пока это было возможно для такого убежденного оборонца…

Наконец третий товарищ председателя Исполнительного комитета — офицер Л.С.Карум не играл большой роли. Зато значительным влиянием пользовался энергичный секретарь комитета И.О.Фрумин.

Из остальных членов Исп. комитета я хочу прежде всего отметить в высшей степени характерную фигуру начальника милиции А.Н.Лепарского.

Это был один из тех обычных в революционные эпохи людей, которые поразительно быстро выдвигаются, а затем еще быстрее меркнут. Первый, кому было поручено организовать в Киеве милицию, был, светлой памяти, незабвенный Владимир Константинович Калачевcкий[14]. Его и сменил через некоторое время поручик-кавалерист Лепарский. Он казался вполне на месте на своем посту. Лихой наездник и в области политики, он умел прекрасно обходиться с той разношерстной массой, из которой состояла вновь народившаяся городская милиция. Его личная смелость, молодцеватость,