На седьмой день моей реабилитации я начал отчётливо ощущать свой сосуд магической энергии. В прошлой жизни на поиски источника силы ушло больше десятка лет, сейчас же мне удалось отыскать его за семь дней.

Фируза вошла в комнату, когда я пускал по жилам ауру в попытках смешать её с кровью, взгляд её казался обеспокоенным, хоть тот и старался скрыться за ширмой уверенности в голосе.

— Ещё никогда не встречала людей, способных выбраться из такого состояния, Кость, но ты большой молодец, — Фируза уже минуту осматривала мой шов с грустью в глазах, а я продолжал гонять энергию по телу. — Извини, если говорю неприятные вещи, но как врач я не могу тебе врать. То, что тебе удаётся разговаривать, ходить и жить — настоящее чудо.

— Всё в порядке, — подбодрил я. — Мне с каждым днём становится лучше.

— Не сказала бы это, глядя на тебя со стороны, — вздохнула она. — Ладно, мне пора на работу. Можешь прогуляться, сейчас лучше подвигаться.

— Да, госпожа Фируза.

Глаза женщины ещё никогда не казались такими потухшими. Усталость на работе наваливалась в гору к моим проблемам, и сил у неё попросту не оставалось на личную жизнь. Никогда не забуду, насколько сложна оказалась эта неделя для Фирузы.

Дождавшись, пока женщина отправится по своим делам, я осторожно свесил ноги и поднялся с кровати. Накинув лёгкую изношенную одежду, пошагал в коридор. Обычная прогулка по пристанищу помогала справиться с болью, я искренне радовался одному лишь ощущению, что в новом мире я не одинок.

— Костя-я-я! — Лизонька подбежала со спины и цепкими объятиями приветствовала меня.

— Приветствую, юная госпожа, — натянул я слабую улыбку и позволил взять себя за руку.

— Как себя чувствуешь, братик?

— Уже лучше, юная госпожа.

Мы с Лизонькой подружились ещё пару дней назад, когда я после ужина остался сидеть на лавочке и разглядывать созвездия. Тогда девочка проявила инициативу: решила сама подбежать ко мне и попросила рассказать о звёздах. На этой почве мы и сблизились. Лиза была крайне улыбчивой девчонкой, хоть мне и казалось подобное качество в таких условиях загадочным. Ей было важно, чтобы вокруг процветало счастье, а внешние факторы… настроение ей не портили.

Свою дочь я похоронил давно, ей на тот момент было чуть больше двенадцати лет, и, наверное, мои эмоции при виде Лизоньки были вызваны их схожестью. Конечно, на Триаде я пообещал своей юной Найне, что постараюсь не вспоминать её мёртвую, но… отцовскому сердцу не прикажешь. Порой мысли сами собой всплывали, навивая скорбь и тоску даже в самые счастливые моменты.

— Ты снова решил устроить обход, Кость? — захлопала она голубыми глазками, оглянувшись по сторонам. — Рассматриваешь всё так внимательно. Ищешь что-то?

— Нет же, — усмехнулся я. — Фируза посоветовала прогуляться. Вот и всё.

— А… ну ладно, — задумалась девочка. — Просто Пантелей Пантелеич боится, что ты что-нибудь украдёшь, и не хочет, чтобы ты без присмотра расхаживал по дому. Я ему говорю, что ты хороший, но он считает меня маленькой и не видавшей жизни.

Ах да, девочка ещё крайне прямолинейна.

— Было бы что красть, юная госпожа, — улыбнулся я. — Было бы что красть…

Остановившись у картонной двери, Лизонька отпустила мою руку.

— Ладно, Кость, у меня занятия с тётушкой Еленой, пойду я, а ты дальше тут смотри, может чего найдёшь ценного, — улыбнулась она.

Я, приподняв бровь, приоткрыл дверцу. В помещении было около дюжины детей, которые внимательно слушали, как пожилая женщина стоит у доски и рассказывает им что-то из школьной программы. Я знал, что безродным детям редко удаётся поступить в школы, однако… Лизонька, кажется, под эту программу попадала.

— Разве ты не ходишь в школу, юная госпожа? — удивился я, опуская глаза на Лизу. — И многие из детей, которые сидят в комнате и слушают эту женщину… они ведь тоже поступили и могут ходить на уроки в учебные заведения.

Лизонька осеклась, держа ручку картонной двери, она подняла на меня глаза и пару раз моргнула. Слёзы едва заметно навернулись на её голубых очах сквозь детскую улыбку, а руки сами собой сцепились за ручку двери.

— Мы не хотим туда идти, — пожала она плечами, держа улыбку на лице. — Тётушка Елена лучше любого учителя объясняет.

— У тётушки Елены, возможно, нет образования, — возразил я. — Может, на то, что вы не ходите в школу, есть более правдоподобная причина? Ты явно умнее своих сверстников, это видно невооружённым глазом.

Целую минуту Лизонька стояла лицом ко мне и не знала, что ответить, после чего отвернулась, вытерла слёзы и снова поглядела на меня с той же улыбкой.

— Ну… просто над нами все издеваются в школе, вот… — слёзы снова скатились по щекам Лизоньки, она опустила глаза к полу и чуть съёжилась. — Называют бе-е-едной там, сиро-откой… считают, что я грязная и заразная. Никто не хочет со мной за парту садиться, потому что я плохо пахну. Ну, воняю. Правда, мой носик почему-то ничего не чувствует. А ещё… они обзываются. Они знают, что мама моя умерла… но, знаешь, почему-то продолжают издеваться над ней. Она же мёртвая, её нельзя называть плохой. Я просто…

Она не договорила; прикрыв лицо руками, отвернулась к двери и тихо заплакала — так, чтобы никто другой этого не увидел и не услышал. Плечи её подрагивали, пронзая моё чуткое сердце тупым ножом, а аура… выражала истинную и чистую обиду.

Столько боли было в той улыбке, что словами не передать.

— Юная госпожа, если я задел вас, — сдерживая эмоции, присел я на колено. — Прошу меня простить.

— Ничего, Кость, — прошептала она, снова улыбнувшись. — Дедушка Старейшина говорит, что плакать не стыдно. Стыдно, когда боишься, что тебя засмеют.

— Он прав, юная госпожа, — кивнул я. — Порой слёзы помогают унять боль, которая прячется глубоко внутри и напоминает о себе в моменты, когда ты особо уязвима. Важно лишь, чтобы ты не боялась этих слёз. Не боялась бросить этой боли вызов. Твоя мама не хотела бы видеть свою дочь в таком состоянии, поверь мне.

Девочка кивнула, подняв на меня глаза. Плечи её всё ещё дёргались в такт прерывистому дыханию, но взгляд был ровным. Она будет сильной девушкой в будущем, если злые дети не сломают её волю.

— Подумай о моих словах, хорошо? — спросил я.

— Да, хорошо.

— А теперь, юная госпожа, мне нужно продолжить поиски вашей бижутерии, разных драгоценностей и денег, — отшутился я; мне с трудом удалось подняться на ноги. — А ты беги на уроки к тётушке. И передавай деткам привет от меня.

— Передам.

Юная госпожа отправилась в комнату, а я… решил, что мне нужно больше свежего воздуха.

Выйдя из дома, я продолжил прогулку по улице. Свежий прохладный ветерок ударил по лицу, охлаждая кожу. Состояние души располагало, а это не могло пройти мимо меня. Путь мой протянулся до озера. Медитация, смакование состояния души и накопление сил — сейчас это единственный способ развития моего тела.

Вот только по пути мне встретились люди, которых я желал видеть в самую последнюю очередь. В переулке, под пожарной лестничной клеткой, стояли трое. Екатерина, Гриша и Игнат. В последнее время у меня с этой троицей были довольно натянутые отношения. Казалось, между нами назревал конфликт.

— Ты чего решил в это время по улице погулять? — меня провожала глазами Екатерина. — Ты чего, за дозой, братец?

За дозой? Это что-то из их местного жаргона?

Я остановился на полушаге, оценивающе прошёлся по лицу Екатерины и склонил голову вбок. Девушка была чуть старше моего возраста. Лет двадцать, возможно. Однако выглядела совершенно иначе, чем другие бездомные. Приятные очертания лица, тёмные длинные волосы, что были связаны в косу. Серые глаза с надетыми на них солнечными очками и уверенный взгляд, в котором еле плескалось слабое волнение, а утончённая фигурка была облачена в поношенные спортивки, которые с трудом скрывали аппетитные формы девушки.

— Ты так и не ответил мне вчера на ужине, ты с нами на дело пойдёшь, или нет? — спросила она, на этот раз увереннее. — Судя по твоим бинтам, у тебя сотрясение. Пригодишься, поэтому и спрашиваю.

Пригожусь? Я хлопнул глазами. Разве что в качестве отвлекающего манёвра.

Екатерина высунула тоненькую сигаретку и протянула пачку парням. Те с удовольствием приняли подарок девушки и закурили.

— Я не понимаю, о каком деле речь? — поинтересовался я. — Порой я могу быть занят