Я все записала в блокноте, царапая карандашом по белой бумаге – мне всегда нравилось это тактильное ощущение.

– Ну что, готова?

Я кивнула.

– Итак, Сэм. Тебе стоит заняться бегом. От него здорово худеешь.

Я села прямо и втянула живот.

– Спасибо, – неуверенно сказала я. Я пыталась остановить себя, но продолжила: – Раньше я бегала, но потом после нескольких километров у меня стало болеть в боку. Я пошла к врачу, и он сказал, чтобы я сделала перерыв. Бег я забросила, и бок…

Луиза погрозила мне пальцем, и я осеклась.

– Ты оправдываешься.

Я кивнула.

– Хорошо, давай еще раз. На этот раз я справлюсь.

Луиза вошла в образ и сказала:

– Ты мало бываешь на людях, так ведь? Я стараюсь куда-то выбираться хотя бы раз в неделю.

Я сверилась с листком:

– Ну все мы разные.

И, чтобы не развивать эту мысль, я прикусила язык.

Луиза улыбнулась.

– Знаешь, без челки тебе было бы лучше.

Я коснулась лба и покраснела.

Луиза слегка покачала головой и указала на блокнот.

– О, спасибо, – проговорила я.

Мне хотелось объяснить, что челку я ношу из-за шрама, полученного в детстве, но это было бы оправданием. Я сжала губы.

– Пока жива, трахайся направо и налево.

– Чеши к барсукам, – выпалила я, и Луиза, подавшись вперед, сделала жест «дай пять».

Затем она сказала:

– Но это факт. И он относится ко всем.

И я, придерживаясь установки, сказала:

– Хм-м-м.

Так я размышляла, пока микроавтобус поднимался по каньону. Отныне, когда Холли будет говорить: «От тебя, Сэм, у меня голова идет кругом». Я скажу: «Ну все мы разные». Когда она скажет: «Поторапливайся, Сэмми». Я отвечу: «Хм-м-м». Когда Холли скажет: «Хреновой ты была подругой». Я скажу: «Как бы там ни было, мне очень-очень жаль. Я скучаю по тебе» или: «Скажи это барсукам».

При любом раскладе у меня не возникнет желания уползти в нору.

Если в детстве вас учили избегать столкновений любой ценой, вам никогда не светит награда за трудный разговор. Если по мере взросления ситуация сохраняется, это сообщение о том, что трофеи настолько ужасны, настолько безбожно чудовищны, что спор того не стоит. Став взрослым, себя можно разубедить, повсюду найти доказательства того, что это неправда, но ваш внутренний ребенок прячется и шепчет: «А вдруг результат окажется страшнее схватки?»

Как-то вечером мама отправила меня спать. Я слышала, как отец накинулся на нее. Ярость прорывалась в тоне его голоса – это был лай, проникнутый ненавистью.

– Заткнись!

Не скажи она тихим голосом: «Да, ты прав», что было бы дальше?

Что, если?

А если бы ты была на моем месте? Ты бы слушала, завалив хлеборезку.

У небольшого стильного здания микроавтобус остановился, и гид выскочил из него. При мысли о том, что мы вот-вот увидим Арахиса и заберем с собой, у меня от предвкушения вспотели ладони. Должна признаться, что мое беспокойство в связи с этой поездкой отчасти объяснялось неверием в ее успех. Что нам помешает Том или мы не сможем разыскать Арахиса и вернуть Кэти. Что утешать ее мы с Холли будем по отдельности. Не исцелившийся дуэт, порванный пополам пластырь.

Внутри ультрасовременной ветеринарной клиники на самой вершине каньона я поняла, что это было за место. Это был надежный дом для животных, оказавшихся в уязвимом положении. Женщина проводила нас в глубь клиники и сказала:

– Ветеринар скоро подойдет. Арахис на карантине, поэтому погладить его пока нельзя. Но вы можете сами убедиться, что с ним все в порядке, за ним хорошо ухаживают.

Она направила нас к боксу, где за окном из оргстекла на стеганых одеялах спал Арахис.

Меня окатило волной облегчения и радости. Глаза наполнились слезами, я прижалась ладонью к прохладному стеклу, как это делают жены в фильмах на тюремном свидании с мужем. Телефона не было, поэтому я не могла сказать Арахису, что мы справились, мы здесь и заберем его домой.

– Это он? – сказала позади меня Холли. – Ты уверена? Выглядит ужасно.

Надо признать, он совсем не походил на того роскошного Арахиса, которого помнила я. Шерсть ему обкорнали, и по всему телу, где просвечивала розовая кожа, у него шли пятна. На носу виднелась крапчатая родинка в форме сердечка – это была примета Арахиса, известная только его горячим поклон- никам.

– Выглядит не ахти, – кивнула я. – Тома впору убить. Какой мудак.

Я вытерла глаза как раз в тот момент, когда в помещение вошел мужчина.

– Мне сказали, что вы – семья Арахиса. Рад познакомиться. Я Грифф, работаю здесь штатным ветеринаром.

Холли первой пожала ему руку и сказала:

– Не совсем его семья. Мы должны доставить его хозяйке.

– О, значит, вы – транспортные услуги?

Я шагнула вперед, досадуя на Холли и ее безапелляционные манеры, предполагавшие, что всем известно, кто какую роль играет в этом мире.

– Саманта. – Я протянула руку. – Хозяйка – наша лучшая подруга, но она слишком больна и не может сама приехать.

Грифф был примерно моего возраста и очень приятным в общении. Он не вызывал сердцебиения, как Дрю, но, будь Саммер здесь, она бы уличила меня в том, что моя аура засветилась ярче. Это выше моих сил. Встречаясь с людьми, которые излучают тепло, я приободряюсь. Я как ромашка: раскрываю лепестки с приходом солнца.

– Почему он в этом помещении? – спросила Холли. – И когда мы сможем его забрать?

Грифф с улыбкой посмотрел на спящего пса и сказал:

– Арахис поступил к нам в плачевном состоянии. Его поместили в отдельный бокс, чтобы минимизировать возбуждение и понять, что у него с кожей. Мы проявляем предельную осторожность и социализируем собак, только после того как выясним, что они не заразны.

Встревоженная, я спросила:

– Он заразный? Что у него с кожей?

– Он поступил с чесоткой, но, думаю, дело не только в этом. Мы еще разбираемся. Животные реагируют на стресс по-разному. Выпадение шерсти – одна из стресс-реакций.

– У него чесотка? Это что-то вроде чумы? – сказала Холли, отступая от окна.

Я посмотрела на Холли.

– Чесотка – не чума. Ее вызывают клещи, которые роют ходы в коже.

У меня всю жизнь были собаки, пока не появилась Мэдди. Я не была уверена, что смогу выжить с ребенком, не говоря уже о собаке. Я всегда думала, что когда Мэдди уедет в колледж, я опять заведу пса.

– Ходы? – Холли передернуло.

– Если вдуматься, то ничего страшного. Верно ведь?

Я посмотрела на ветеринара, как лучшая ученица, надеясь, что дала правильный ответ.

– Именно