Конечно, об извечной отсталости китайской деревин я знал, по поразило меня именно отсутствие изменений. Ведь должно же было появиться что-то повое» Но его не наблюдалось.

Новое пришло в деревню в старом обличье. Как и многие века тому назад, предпринимались грандиозные ирригационные работы. Прежде их начинали обычно основатели китайских династий, сгоняя крестьян на бесплатный труд — отбытие повинности казне. И в наши дни был применен этот способ. Но строительство ирригационных систем, основанных на самотеке, без насосных станций, стремление к максимальной протяженности каналов, скверное инженерное обеспечение приводили к затратам труда впустую. Окруженные каналами поля иссыхали, потому что в них не было воды. Реки провинции Шэньси текли жалкими струйками, не будучи в состоянии напоить подготовленные к орошению площади. Воды не хватало, и гобийский северный ветер засыпал лёссовой пылью террасные поля на склонах сухих желтых гор, сооруженные каторжным ручным трудом. Некоторые из высокорасположенных полей, на которых первый же урожай погиб, так и оставались с тех пор не засеянными: китайский крестьянин, как и всякий человек, не любит сизифов труд.

Сама Яньань — небольшой городок с очень красивой пагодой — стоит на слиянии двух горных речек. Пейзаж в этом районе куда веселее: воды больше, горы покрыты зеленью низкорослых деревьев и кустарников, внизу — сады, великолепная кукуруза и китайское просо.

В течение десяти лет город являлся центром, откуда Мао Цзэ-дун осуществлял свое руководство. Кроме всяких выставок, памятных мест и музеев нам показали и стариков, помнивших встречи с ним.

Экскурсовод много и долго говорил о мудрости председателя Мао, о его близости к народу, о том, что при обсуждении вопросов о сельском хозяйстве он совершил историческую прогулку в ближайшую деревню. Затем выступил старик-крестьянин и опять говорил восторженными словами о встрече с председателем — это случилось давно, еще в начале сороковых годов, — но ничего конкретного тоже не сказал.

Пришлось спрашивать самому:

— Где вы встретили Мао Цзэ-дуна?

— Я пошел в горы собирать траву, — сказал старик, — а навстречу мне по горной тропинке идет необыкновенный человек! Я не знал тогда, что это сам великий председатель Мао, я думал, это кто-нибудь из важных ганьбу[4], поскольку мы знали, что ЦК партии расположился в пещерах недалеко от нашей деревни.

— Он был один?

— Он шел один, а сзади было несколько бойцов, но далеко позади.

— И вы с ним говорили?

— Да. Я не знал, несчастный человек, что это сам председатель Мао.

— А что именно он вам сказал? Вы не забыли его слова?

— Как я мог забыть?! Все помню.

— Повторите, пожалуйста.

— Председатель спрашивал, а я отвечал. Он спросил, сколько у меня в семье ртов и сколько нужно зерна на каждый рот, чтобы дожить до весны, спросил, что я сею и какой получаю урожай. Потом он попрощался со мной и пошел обратно…

Мао Цзэ-дун жил замкнуто, не общаясь с простыми людьми. Интересовали же его в этом случае, вероятно, размеры налогообложения. Он хотел брать с крестьян такой налог, чтобы получить максимальное количество зерна. Поэтому и стремился выяснить размеры минимума, необходимого для поддержания жизни человека. Минимум этот был невысок, потому что весной и летом пищу крестьян составляли зелень, овощи и плоды. Зерно, которое выдерживает хранение и транспортировку, было незаменимо для крестьянского питания только в зимний период.

Если в яньаньские годы тяжелое положение как-то оправдывало политику максимальных изъятий продукции, то сохранение подобной системы сейчас выглядело какой-то экономической дикостью. А между тем дело обстояло именно так.

«Идеи» Мао Цзэ-дуна сложились в Яньани, не без гордости говорили местные экскурсоводы. Скоро и воочию я убедился, что с тех лет маоистская политика в деревне осталась неизменной. Узнал я об этом уже не в Яньани, а в соседней провинции, куда наша группа попала после посещения Лояна и Чжэнчжоу.

В Лояне наша группа осматривала крупный тракторный завод, построенный с помощью. Советского Союза. И в парткоме, и в цехах, и директору, и рабочим я задавал вопрос: «С какого года вы здесь работаете?» Ответы варьировались незначительно: либо с 1961 года либо с 1962 года. Никто из двенадцатитысячного заводского коллектива советских людей в глаза не видал. А ведь завод начал работать еще в 1958 году. На нем трудился большой коллектив бок о бок с советскими специалистами. Специалисты уехали, а куда делись те, кто работал вместе с ними? Те, кого они выучили? Неизвестно. В огромном Китае эти люди исчезли бесследно.

В Лояне, а затем в Чжэнчжоу до нас начали доходить вести о важных событиях, происходящих в Пекине. На пленуме ЦК КПК была одобрена «культурная революция». Все местные дацзыбао сообщали, что пленум проходил в присутствии «революционных масс».

Официальные красные дацзыбао с новостями из столицы захлестывали провинцию. Пленум ЦК, шестнадцать пунктов о «культурной революции», потом — встреча Мао Цзэ-дуна с «революционными массами». Каждую официальную новость отмечали парадами и демонстрациями. Но никаких насильственных действий, на манер пекинских, я нигде не замечал.

Во время поездки в уезд рядом со мной в автобусе сидел работник сельхозотдела Хэнаньского провинциального комитета КПК. Он разговаривал со мной очень дружественно, расспрашивал об ирригации в СССР, и я искренне пожалел, что мало мог ему рассказать об этом. Он заметил, что бывал в Советском Союзе — в Чите и Хабаровске. Этот короткий разговор остался в моей памяти, и, когда через год до нас дошли вести о сопротивлении, которое встретила «культурная революция» в Хэнани, я не слишком удивился этому. Вспомнил я и о демонстративно выставленной брошюре Лю Шао-ци в мемориальном музее одного недавно умершего деятеля. Все значение этого я понял гораздо позднее, когда обвинения против «председателя Лю» стали достоянием гласности. Тогда же я не представлял себе, насколько была примечательна эта книжечка для позиции хэнаньских коммунистов!

Поездка в уезд Линьсянь провинции Хэнань была для нашей группы несколько неожиданной, окончательное решение китайская сторона приняла только в Чжэнчжоу. В Китае вообще неохотно пускают иностранцев в деревню; такое расположение к нашей группе было явно вызвано особыми обстоятельствами: нарастанием событий в Пекине, откуда пришло распоряжение задержать нас вне столицы подольше. Таково было общее мнение. При этом поездка затянулась на три дня, и расходы хозяев возросли, но, очевидно, они были готовы пойти на это.

Линьсянь расположен в центре Китая, в колыбели китайской цивилизации. От провинциального центра Чжэнчжоу мы поездом доехали до Аньяна. Неподалеку от этого города находится древнее городище — остатки