Я достаю из холодильника открытую бутылку белого вина и иду к шкафу рядом с раковиной, чтобы взять бокал. Пока тянусь за ним, слышу, как Сальваторе входит в кухню, и моя рука замирает на пути к моему священному Граалю. Несколько мгновений спустя чувствую легкое прикосновение к своей спине.

— Не можешь заснуть? — шепчут мне за ухом, а затем следует легкий поцелуй, от которого тонкие волоски на моей шее мгновенно становятся дыбом.

— Нет.

— Я тоже. — Снова легкий поцелуй в шею. — Возьми два бокала. И принеси вино.

— Куда принести?

— В мою спальню, — говорит он и касается губами моего плеча, слегка покусывая. — Я буду вести себя хорошо.

— Да? Как ты ведешь себя сейчас?

— Такая упрямая. — Он целует меня в шею. — Мы можем поговорить. Если ты этого хочешь.

— Да. — Я сжимаю ножки двух бокалов между пальцами и поднимаю охлажденную бутылку со своего места. Повернувшись, вижу, что Сальваторе смотрит на меня с любопытным блеском в глазах. — Просто поговорим, Торе.

— Просто поговорим, Милена.

Я киваю и прохожу мимо него в коридор, который приобрел новый смысл после предыдущих событий. И ощущаю на себе взгляд Сальваторе, который идет в нескольких шагах позади. Дверь в его спальню закрыта, поэтому я наклоняюсь, чтобы нажать локтем на ручку, и чувствую, как поднимается моя футболка. Я оборачиваюсь и вижу, что Сальваторе стоит прямо за мной, подцепив пальцем подол моей футболки, и разглядывает мою задницу.

— Торе! Мы же договорились.

— Но я и пальцем тебя не тронул, Милена, — говорит он, не отрывая взгляда от моего зада. — Красный цвет тебе очень идет, cara. Особенно мне нравятся рюшечки.

— Я рада, что ты одобряешь мой выбор нижнего белья. А теперь прекрати.

Открываю дверь и прохожу в его спальню, прекрасно понимая, что пришла сюда не для разговоров. В какой-то момент в течение ночи, между метаниями и ворчаниями, в попытках заснуть, наконец призналась себе — я больше не могу сопротивляться. К черту мою принципиальность. Так больше продолжаться не может, иначе я сойду с ума.

Прохожу мимо Милены, ставящей бокалы на тумбу рядом с дверью, сажусь на край кровати и прислоняю костыли к стене, а затем растягиваюсь на атласных простынях. Милена наливает вино, затем, покачивая бедрами, идет к тумбочке рядом со мной и ставит мой бокал. Расхаживая по комнате, она потягивает вино «Совиньон бланк», осматривая комнату. Надеюсь, ей все нравится, потому что с этого момента она будет спать здесь со мной каждую ночь.

— Ты на самом деле увлекаешься искусством, — комментирует она, стоя перед широкой картиной с пейзажем на стене напротив кровати.

— Да.

— Дорогое хобби. — Она делает глоток вина и продолжает рассматривать остальные картины.

Интересно, как долго она будет притворяться, что мы собираемся просто поговорить. Мы оба знаем, чем это закончится. У моей жены, как я понял, почти патологическая потребность отстаивать свои решения, даже если они неправильные. Если верить Нино, отец Милены был тираном, который всячески старался навязать свою волю детям. Вероятно, она делает все, даже борется против себя, чтобы сохранить хоть какое-то подобие контроля над своей жизнью. Она хочет меня, но боится, что это приведет к ее неудаче. Я был терпелив с ней, позволяя ей танцевать вокруг этой ситуации довольно долгое время, но сегодня все закончится.

— Иди сюда, Милена.

Она поворачивается, отпивает еще глоток и вопросительно приподнимает бровь.

— В твою постель?

— Да. Иди сюда, или я буду гоняться за тобой по всему пентхаусу, пока ты не сделаешь это.

— Уверена, что смогу тебя обогнать, — ухмыляется Милена.

— Ты издеваешься над инвалидом, cara? Какое неблагородное поведение для медицинского работника. — Я скрещиваю руки за головой, замечая, как она смотрит на мои бицепсы.

— Ты инвалид только потому, что не можешь понять значение слова «нет», Сальваторе.

Я несколько мгновений смотрю на изгиб ее губ, а затем спрашиваю:

— Может, сыграем в небольшую игру?

— Меня не интересуют твои игры.

— Боишься проиграть, cara?

Она переводит взгляд на меня, прикрывая рот бокалом.

— Я не боюсь ни тебя, ни твоих игр, — говорит она. — Что за игра?

Нет, не похоже, что она меня боится.

— Я расскажу тебе кое-что о тебе самой. Если я прав, ты снимешь с себя какую-нибудь одежду.

Милена смеется, и услышав ее смех, на душе у меня становится теплее.

— А если ты ошибешься? — спрашивает она.

— Я снимаю что-то с себя.

— Ты меня не знаешь. И окажешься голым меньше чем через пять минут.

— Тогда тебе не о чем волноваться.

Она прислоняется спиной к стене и делает еще глоток вина, улыбаясь.

— Хорошо.

На ней моя серая футболка. Мне было интересно, наденет ли она мои футболки после того, как я выбросил все, что принадлежало ее бывшему. В тот день я едва сдержался, чтобы не поджечь весь шкаф. Мысль о том, что Милена ходит в вещах своего бывшего мужчины, едва не повергла меня в пучину ярости. Однако видеть ее в моей одежде для меня очень приятно.

Я провожу взглядом по ее телу, пока не дохожу до ее рта. Она все еще улыбается.

— Ты солгала, когда сказала, что не знаешь, почему хочешь стать медсестрой, — говорю я и наблюдаю за реакцией Милены.

Милена застывает, ее рука, держащая стакан, замирает на полпути ко рту.

— Ты ошибаешься.

— Ошибаюсь? — Я качаю головой в сторону. — Почему не на врача? Нейрохирурга? Кардиолога?

— Не знаю. — Она пожимает плечами и смотрит в свой бокал.

— За ложь ты выбываешь из игры, cara, — говорю я. — Что ты видела, что побудило тебя стать медсестрой?

Милена закрывает глаза и прислоняется головой к стене.

— В одиннадцать лет моя сестра, Бьянка, попала в автомобильную аварию. Она чуть не погибла, потому что парамедик не знал, что делать. — Она качает головой. — Какой-то идиот записал все на телефон и выложил в интернет. Я была у подруги дома, когда