Шрифт:
Закладка:
– Мой отец был простым лейтенантом, – сообщил Чарльз. – Знатного происхождения, не без того, но из рода пусть древнего, однако обедневшего. У его родителей только и хватило денег, чтобы патент выкупить.
Странно говорить вот так об отце.
– Я его, честно говоря, плоховато помню. Он погиб, когда я был маленьким. – Вой стих, и Чарльз даже подумал, что весьма своевременно. Если лечь, то можно доспать часик-другой. Отдых точно не будет лишним. Но, словно подслушав эти мысли, неведомые звери опять взвыли. – Дома висит портрет. Да и снимок есть. Хорошего качества. Но снимок – это не то.
– У нас тоже был. И есть где-то. Когда он помер, матушка убрала.
– Почему она не вернулась? – Наверное, Чарльз тоже слегка одичал, если вообще озвучил вопрос настолько личный. – Прости, если лезу не в свое дело, но видно же, что она не отсюда. Ее место на Востоке. И наверное, у нее есть родня, которая помогла бы…
– Ей, может, и помогла бы. – Милли, кажется, на вопрос не обиделась. – И меня, глядишь, приняли бы. А вот Эдди?
– А что Эдди?
– Он ведь ей не родной, хотя… роднее уж некуда. – Она осторожно улыбнулась. – Эдди… его нельзя бросать. Понимаешь? Отец увез его из племени. Ты сам слышал. Для них он слабосилок и вообще полукровка. Для нашенских тоже полукровка, но в лицо этого никто не скажет. А за спиной – да. Матушку жалели, когда он появился. Дикий же совершенно.
Чарльз попытался представить, но не сумел.
– Сперва он и ел-то руками, и спал на полу. Вставал досветла, уходил на охоту, а потом возвращался. С добычей. Эдди – отличный охотник. Отец называл его тупым дикарем. Да только он не тупой. Это папаша наш урод. В школу Эдди не приняли. То есть сперва вроде как взяли. И ходили мы. Да. Недолго правда. Потом… в общем, меня еще терпели, а он – совсем чужой. И пастор явился, стал вещать. Ну… такое… что ему там нехорошо. Что смеются над ним. Травят. Ага… его затравишь. Просто боялся, что Эдди кому-нибудь шею свернет ненароком. Может, к слову, и не зря боялся. Матушка послушала и сказала, что грамоте без всякой школы научит.
– И как?
– Научила.
– А у меня гувернер был. И несколько наставников. Мама… она из очень хорошей семьи. Но ее там тоже не очень-то любят. Ее другому обещали. Нет, помолвка не состоялась, но все равно вышел скандал, когда она упала в ноги Императрице и попросила помочь. Та и помогла. Дала согласие на брак.
Милли хмыкнула.
А волки примолкли. Чарльз решил, что будет называть тварей волками. Ишь ты… этак и поверить можно, что тоже слушают.
– Родители все одно были недовольны. Маменьку выпроводили. Приданое, конечно, отдали в полном объеме. Это дело чести. Но общение прекратили. Да и сейчас не очень… Дед как-то мне писал. Приглашал в гости.
– А ты?
– Съездил. Посидел. Понял, что ничего общего с этими людьми не имею.
– Может, это они тебя?..
– Не знаю. – Чарльз задумался. А ведь и вправду… Бредовая теория. Безумная. Но с если взглянуть с другой стороны… С дедом он встречался и раньше. Высший свет не так и велик. Холодные приветствия. Вежливые беседы ни о чем. И острое ощущение, что он, Чарльз, самим фактом своего существования ставит хороших людей в неудобное положение.
Кузины? Кузены?
То же самое.
Знакомые имена – никто не избавлял Чарльза от необходимости изучать родовое древо – и незнакомые люди. А тут вдруг письмо.
Приглашение.
Ему.
Маменька… Маменька была обижена. Возможно, тем, что пригласили лишь Чарльза, сделав вид, будто ее, леди Диксон, не существует. А может, тем, что о Чарльзе вспомнили. Однако переступила через обиду:
– Съезди. Все-таки родня.
И Августу не позвали. Почему?
Но Чарльз поехал. Родовое поместье оставило странное впечатление. Роскошное, огромное, оно пугало чрезмерной помпезностью, среди которой Чарльз потерялся.
Ненадолго.
Торжественный обед и еще более торжественный ужин, на котором он ощущал себя главным блюдом. Взгляд деда. Холодное выражение его лица. И снова разговоры.
О погоде.
Политике.
О том, что донельзя глупая это затея – пакт о правах малых рас. И ни к чему хорошему она не приведет. Смех кузин. Дворцовые сплетни. Ощущение, что он, Чарльз, чужой в этом доме, в этой семье.
Отъезд.
Его не пытались задержать, уговорить остаться. И впечатление от поездки сложилось престранное. Может, он и попытался бы понять, что не так.
Потом.
Но пропала Августа, и стало не до этого.
– Откуда у тебя деньги? – Милли натянула одеяло повыше. – Ну, они у тебя есть. Это видно. Но ты говоришь, что отец был простым лейтенантом, маменьку из семьи выпнули.
Звучало донельзя грубо.
– Повезло. – Чарльз подумал, стоит ли намекнуть, что далеко не все вопросы уместны, или это лишнее? В конце концов, на Западе правила другие. А вот до Востока еще дожить надобно. – На самом деле повезло. Сперва. Матушка получила в числе прочего старую ферму где-то в пустыне.
– А у вас тоже пустыни есть?
Все-таки Милисента еще ребенок. Взрослый, с револьвером и оглушающей силой, но все равно ребенок.
– Есть. Хотя и не такие, как у вас. Там даже не столько пустыня, скорее степь. Но точно ничего не растет. Думаю, земли эти ей выдали назло. Ну, и в исполнение завещания моего… прадеда, получается. Да, прадеда. Не выделить земли они не могли.
– Но кинули чего не жалко.
– Ага… а там нефть оказалась.
Милли фыркнула. И рассмеялась.
– Небось, локти кусают!
– Думаю, уже успокоились. Они тоже весьма состоятельны.
– Деньги – такая штука, – произнесла Милисента серьезно. – Никогда не бывает достаточно.
– О месторождении узнала маменька. Она тоже одаренная и сильная. Почуяла, что с землей что-то не так. Вызвали разведку. Потом прикупили соседние участки. Фермы-то давно разорились. Там климат такой, что без поддержки мага ничего не вырастет. А как добычу открыли, так мой дед попытался оспорить право на участок. В судебном порядке. Но Императрица вступилась. Они с маменькой давно дружат, считай, с самого детства.
– Правда?! – Столько восторга в глазах.
– Тогда она была еще не Императрицей, а просто дочерью соседа. Не самого состоятельного. И помнится, маменька говорила, что отец ее не слишком одобрял эту дружбу.
– Какой-то он непредусмотрительный, – заметила Милли, придвигаясь ближе.
А вой продолжал нестись над
