Шрифт:
Закладка:
В тонких пальцах появилось ожерелье из камней. Простых. Кривоватых. Даже неограненных. Будто собирали первые, что попались на пути.
А может, так оно и было.
– И среди них есть воспоминания о начале миров. И о тех, кто полагал себя истинными детьми богов. Они ставили свои города и владели всею землей, сколько ее есть. – Она перебирала камни один за другим, так быстро, что я не успевала проследить взглядом. – И никто не смел оспорить их право.
Почему-то это звучало… жутковато, что ли.
– Ибо не было существа, которое, взглянув на кхемет, оставалось бы в разуме.
– И… что с ними случилось? – поинтересовался Чарли весьма кстати, потому как меня данный вопрос тоже заинтересовал.
– Они умерли.
– Вот так просто взяли и умерли?
– Почему «просто»? – Сиу закрыла глаза. – Просто никогда не бывает. Они полагали себя равными богам, позабыв, что за все приходится платить. Но лишь после их падения прочие народы обрели свободу.
– А в степи остались города. Мертвые, – добавил брат.
– Ага. – Графчик замолчал, кажется пытаясь переварить услышанное. – И там…
– Нет ничего хорошего, – ответил Эдди, потом поглядел на меня этак, словно извиняясь. – Мне доводилось бывать. Однажды.
А вот об этом братец не рассказывал.
– Давно уже. Честно говоря, туда ходят время от времени. Там много… всякого.
– Золота?
– И золота тоже. Кхемет любили золото, – пояснила сиу. – Но ищут не его, а вещи.
– Кхамат, то есть кхемет умели многое… – Эдди махнул рукой. – Порой кто-то что-то находит. Такое, чего нет в вашем мире. Да и в нашем. Я слышал, будто Веселый Билл отыскал одну штуку… и не знал промаха. А еще пули в его револьверах не заканчивались.
Я тоже такое слышала, да только мало ли баек по степи ходит.
– Насколько это правда, не знаю. А вот мой дед… другой дед, он показывал мне дудочку. Простую такую. Из кости вырезанную. Играть можно до посинения, а ни звука не вырвется.
– Очень полезно, – не удержался Чарли.
– Что ты понимаешь. Он получил власть над всем зверьем. На голос этой дудки и стада бизонов приходили, и волки, и даже вон те твари… – Эдди ткнул пальцем в небо, где кружились падальщики. – И дед мог приказать им. Я сам видел.
– И что с ней стало?
– Понятия не имею. Меня же увезли. – Эдди потянулся. – Папаша однажды явился и сказал, что забирает. Ну, меня забирает.
– И отдали?
– Он был в своем праве. А мать… она уже нашла себе нового мужа. И завела новых детей. Я там был лишним. А вот с дедом жаль, что попрощаться не успел.
Он подавил зевок.
– Он, верно, уже помер.
– А дудка?
– Дед нашел бы, кому ее передать.
– Не жалеешь?
Эдди пожал плечами.
– Я все одно был бы чужим там. Даже если бы стал шаманом. Плохо племени, в котором шаман чужой. Неважно. Спать ложись. Пойдем рано. Надо миновать эту дрянь до того, как солнце сядет. Иначе…
Договаривать Эдди не стал. А оно и так понятно, что ничего хорошего нас не ждет.
Глава 18,
где ведутся задушевные разговоры и строятся теории
Ночью, как ни странно, спалось. Пусть сны были путанными. В них Августа то бежала от кого-то, а Чарльз спешил ей навстречу, но категорически не успевал; то, наоборот, сестра что-то страстно объясняла, говорила, убеждала, будто бы ей вовсе даже неплохо замужем.
А Чарльз мешает.
Ему стоило бы повести себя как человеку сознательному и умереть. А так выходит, что яд на него попусту истратили. Нехорошо подводить порядочных людей.
Чарльз пытался отвечать.
Объяснять.
Да только его не слушали.
Он очнулся в холодном поту, распахнул глаза и лежал, глядя в темное небо.
– Кошмары? – послышался голос рядом.
– Что-то вокруг не то. – Признаваться, что сны его встревожили, не хотелось. Но и притворяться, будто все в порядке, сил не было.
– Ага, чуется, – согласилась Милисента, которая тоже не спала, но сидела на одеяле, закрутившись во второе так, что только нос наружу и торчал. – Здесь нехорошее место. То есть здесь еще нормальное, а там нехорошее.
Она мотнула головой, указывая куда-то в степь.
Чарльз прислушался. Хотя… кого он обманывал. Он слушал эту степь с того мгновенья, как только увидел, такую безобидно-мирную, спокойную.
Только не по себе становилось от этого спокойствия.
– Не думал, кто тебя травил? – Милисента, в отличие от тех глубоко воспитанных девиц, которых подыскивала маменька, не имела представления об уместности вопросов.
– Думал. – Чарльз тоже сел и накинул на плечи одеяло.
Холодно.
Там, на Востоке, все иначе. Если и есть степи, то аккуратные, причесанные, облагороженные даже. Они усмирены магами, разделены дорогами да указательными столбами. Их и осталось-то всего ничего.
– И как на душе?
– Как-то… неприятно, – признался он.
Ночь выдалась гулкой, пустой. Тихо сопел Эдди, свернувшись кренделем. Неподвижно лежали сиу. Вряд ли все, кто-то бродит вокруг лагеря, тут и думать нечего.
Вот только умений Чарльза оказалось недостаточно, чтобы понять, кто именно бродит.
И зачем.
– Я даже думаю, что, возможно, меня и не травили. Могла ведь она ошибиться?
Милли фыркнула.
Ясно, сиу не ошибаются.
– Или солгать.
– Зачем?
– Чтобы мы прониклись доверием. Согласились бы выслушать. И исполнить просьбу.
– Мы бы и так согласились. Проще было бы заплатить. Ну или сказать, что если не поклянемся, то нас деревьям скормят.
Чарльз подумал и пришел к выводу, что это вполне логично. Да и в духе места, где и вправду могли скормить, то ли волкам, то ли деревьям. Стоило вспомнить о волках, как где-то вдали раздались заунывные голоса.
– Ишь, разошлись, – сказал Чарльз, которому стало еще более неуютно, чем до того.
– Ага, – ответила Милли. – Только это не волки.
– Койоты?
– И не они. – Она поглядела с упреком. – Койоты воют совершенно иначе. Разве ты не слышишь? Это… что-то другое. И лучше пусть оно вон там себе и воет.
Чарльз согласился.
Нет, волков он не боялся, койотов тем более, но то, что там выло… звук выходил на редкость заунывным, скребущим, сразу появилась престранная мысль, что и вправду зря он не помер. От яда. Смерть тихая. Приличная.
Мысль тотчас показалась дикой, и Чарльз затряс головой. А потом решился.
– Расскажи, – попросил он.
– О чем?
– О чем-нибудь. Мне кажется, если замолчу, то этот вой душу выскребет. И спать не стоит.
– Эдди…
Эдди похрапывал и выглядел совершенно умиротворенным. Кошмары ему точно не снились. И Милли опустила одеяло. Вздохнула. И начала:
– Мы всегда тут жили.
