— И как — смогли вы увидеть то, чего ожидали?

Правитель кочевников слегка поджимает губы.

— Я совершенно точно знаю, что владыки других государств не такие, как я. Да и обычные люди, живущие в Халифате, Империи или вашем королевстве — тоже отличаются от обычных степняков. В нашей стране правитель может спокойно выйти на улицу, поговорить с конюхом, пообедать с кузнецом, спеть песню с рыбаком, и спать вповалку со своими воинами. Мы не боимся, что кто-то из наших соплеменников ударит нам в спину. В отличие от всех прочих людей. Мы — одна семья. И мы доверяем друг другу. А вы… Вы — нет. И тем удивительнее мне было понять, что я увидел не совсем то, чего от тебя ожидал. Ты не разъярился, когда тебя отправили на встречу даже не с первым — со вторым сыном правителя! Без сомнений принимал участие в незнакомом празднике, оставил всю свою охрану, когда тебе предложили поездку вглубь степи! И ты ни разу — ни разу! — не был напряжён, ожидая какого-то обмана. Это говорит о тебе самым лучшим образом, владыка Хэлгар.

— Благодарю, нахар, — снова улыбаюсь я, но внутренне искренне смеюсь.

Забавно. Конечно, я могу его понять, но владыка степняков не делал ничего такого, что могло бы вывести меня из себя, или заставить задуматься о подвохе. Скорее, наоборот! Впрочем, помня о том, как со степняками общался Ирандер, и что он натворил… Становятся понятны действия и опасения Эльхана.

Просто он и его народ практически изолированы от внешнего мира, ни с кем не контактируют, и слишком привыкли к своим особенностям жизни. Всё меряют по себе — и слегка не понимают, какими ужасными на самом деле бывают люди…

Хорошо, что я не такой.

— Благодарностью ты уже не отделаешься, юный владыка, — как мне кажется, с лёгкой иронией, но вполне серьёзно говорит нахар. — Твои знания и знания твоего предшественника — вот что мне нужно. Ибо в моих землях, какими бы прекрасными они ни были, нет колдуна, способного пролить свет на древние и мрачные тайны… Зато есть мерзость, которой не было до недавнего времени.

От его высокопарных слов, несмотря на жару и парящее солнце, у меня по спине пробегает холодок.

Хотя… Может всё дело в неожиданно налетевшем порыве холодного ветра, пронёсшимся по пологой ложбине, по которой едет наш отряд?

— О чём вы говорите?

— А ты сам посмотри.

Он говорит это как раз, когда мы выезжаем из ложбины — и у меня захватывает дух. Не зря, ох не зря нахар рассказывал мне об их священных рощах!

Перед нами появляется… Лес! Настоящий лес, а не маленькая рощица!

Широко раскинувшийся, так, что края теряются где-то на юге и севере. Древние деревья с толстенными стволами встают посреди моря трав стеной, густой кустарник усеивает подлесок, а изнутри даже на расстоянии в несколько сотен шагов доносится запах прелой листвы и прохлады, которую обеспечивают густые кроны, укрывая чащу от ярких солнечных лучей.

Но главное — не это.

Главное, что от леса пышет чем-то… Мерзким.

Я чувствую это, вдыхая затхлый запах, который доносится до нас даже на таком расстоянии. Чувствую пульсацией старой, искажённой магии, отзывающейся внутри меня неприятным жжением. А ещё это чувствует перчатка. Кристалл меняет цвет и начинает медленно пульсировать красным светом, а по моей руке, до самого плеча, проходят вибрации.

— Ты ведь чувствуешь это, да? — спрашивает Эльхан.

— Да.

— Хорошо. Тогда идём, — правитель кочевников слезает с лошади и делает знак своим воинам. — Я покажу тебе, что случилось. И знай, молодой владыка — тебе оказана великая честь. Ещё ни один чужеземец не посещал наши святые рощи.

«Крепко же вас прижало…» — думаю я и серьёзно киваю.

— Это урочище Сахал, — объясняет нахар, направляясь к деревьям. — И оно заражено какой-то мерзостью. Именно потому ты здесь, молодой владыка. Чтобы объяснить, что за чёрная магия овладела нашей святой рощей… В последний раз подобное произошло двести лет назад, когда Ирандер превратил наши северные земли в пустыню. И, откровенно говоря, у меня были мысли, что случившееся здесь может оказаться делом твоих рук. Я даже подумывал, что твой визит как-то с этим связан.

Я замечаю, что он говорит «думал», а не «думаю», но всё же решаюсь пояснить:

— Нет, владыка, я тут ни при чём. И ты ошибаешься. То, что случилось с вашими северными землями — это другое. Но я знаю… догадываюсь, что тут произошло. Вы слышали что-нибудь о минерале, который называется Этерниум?

* * *

После изнуряющей жары степи прохлада тенистого леса обрушивается на меня, словно ушат холодной воды… Однако вместе с тем через тело и мою ауру как-будто бы проходят потоки грязи.

Да, я совершенно ясно ощущаю, что в глубине урочища пульсирует энергия древнего минерала. Точно такая же, как в Ай-Шадзул, когда ялайцы обманули имперцев, как в Ранхольде или том городишке в северном приграничье, где я впервые ощутил воздействие Этерниума.

Наш отряд оставляет лошадей с десятком людей на опушке леса и углубляется в чащу. Теперь впереди следуют разведчики, которые периодически возвращаются к нахару и что-то шёпотом ему докладывают.

Все молчат, словно боясь лишний раз открыть рот, и лишь мы с Эльханом время от времени обмениваемся фразами.

— Наши урочища — святые места, за которыми следят шаманы. Как ты наверняка знаешь, магов у нас немного, и все происходят из старых родов — как, например, моя семья. Но все мы, без исключения, практикуем древние таинства и всячески поддерживаем святые места в порядке. Мы следим за ними, искореняем мёртвые растения, лечим болезни, следим за балансом животных, выращиваем новые деревья. Мы верим, что помогая урочищам расти и, ухаживая за ними, рано или поздно сделаем так, что лесов станет больше. Мы хотим этого всем сердцем, молодой владыка.

Я киваю. Отношение кочевников к их урочищам похоже на отношение жителей халифата к «оазисам» — островкам с водой и пальмами в палящей пустыне.

— И когда произошло… — я заминаюсь, подбирая нужное слово, и перелезаю через огромный ствол поваленного дерева, — это «заражение» — ваши колдуны не смогли с ним справиться?

— Верно. Это произошло чуть больше трёх месяцев назад, в середине весны. Наши шаманы никогда не сталкивались ни с чем подобным. Даже я, как ни стыдно это признавать, не смог понять в чём причина. А ведь я — первый из шаманов…

Я действительно слышу в голосе нахара стыд и боль. И понимаю — то, что он столь