секретарь СЕПГ мог указывать государственным министрам, что именно им говорить, было стандартной практикой, и несмотря на то что центральный комитет начал отклоняться от своей привычной роли, он еще не зашел настолько далеко, чтобы оспорить эту практику или бросить вызов непосредственно Кренцу. Затем Кренц отметил, что текст, который он собирается прочесть, одобрен Политбюро, не упомянув, однако, что это «одобрение» получено во время последнего перекура – еще одно серьезное преувеличение, ведь одобрение Политбюро послужило для аудитории сигналом, что с текстом все уже решено. Вслед за этим Кренц добавил, что, поскольку вопрос важный, он все равно еще раз слово в слово зачитает текст «в совещательных целях» – возможно, чтобы задобрить буйный с недавних пор центральный комитет, – и прочел его.

Эта международная пресс-конференция, проведенная в Восточном Берлине и показанная в прямом телеэфире 9 ноября 1989 года с 18:00 до 19:00, стала основным звеном в неожиданной цепи событий, кульминацией которых стало открытие прохода через Берлинскую стену той же ночью. Гюнтер Шабовски (второй справа за трибуной на верхней фотографии) – член восточногерманского Политбюро – руководил пресс-конференцией, собравшей множество местных и иностранных журналистов (на переднем плане на верхней фотографии) (верхнее фото – Томас Леман, нижнее – AP/East News).

Представленный таким образом их политическим лидером (стоит учитывать, что многим в зале не терпелось вернуться к внутренним распрям и обвинениям) текст не вызвал существенных претензий. Никто не воспользовался открывшейся возможностью поставить под сомнение благоразумие его формулировок. Только министр культуры Ханс-Йоахим Хоффман предложил заменить фразу «следующие временные переходные правила» на «следующие правила», предположив, что если народ решит, что эта последняя уступка является лишь временной, то это может распалить оппозицию. Кренц согласился, заметив, что раз в другой части текста уже сказано, что он будет действовать лишь до вступления в силу нового закона, то повторное упоминание о его временном характере излишне. Другой член ЦК спросил, как этот текст будет опубликован. Кренц ответил, что его опубликует представитель правительства по имени Вольфганг Майер, – так как имевший гораздо больший политический вес Шабовски с предыдущего дня уже был занят организацией пресс-конференции по западному образцу, чтобы отчитаться о результатах трехдневной сессии центрального комитета. Но никакой критики или хотя бы призывов к тщательному обсуждению не прозвучало. Спросив «Все товарищи согласны?» и не услышав возражений, Кренц перешел к следующему вопросу повестки всего восемь минут спустя, в 15:55.

Никто в зале не понимал, что они утверждают текст, который откроет проход через Стену той же ночью. Никто не упомянул, к примеру, необходимость поставить в известность пограничников. Несмотря на губительный эффект эмиграции на экономику, никто не усомнился в разумности обнародования закона в рабочий день. В 1961 году лидеры ГДР, наоборот, специально выбрали субботний вечер для возведения Стены, чтобы как можно больше людей трудоспособного возраста оказалось в это время дома. Никому, видимо, не пришло в голову, что дата 9 ноября связана с трагическими событиями в истории Германии: это была годовщина гитлеровского Пивного путча и устроенного нацистами масштабного еврейского погрома – так называемой Хрустальной ночи. Словом, никакие признаки не указывали на то, что партийные лидеры осознавали вероятные последствия своих действий, когда одобряли этот текст и тем самым подписывали себе политический смертный приговор. Это была поразительная близорукость, открывшая другое окно возможностей – но уже для мирной революции, а не для правящего режима. В отличие от СЕПГ, демонстранты той ночью не упустят свой шанс.

Вскоре после того, как непродолжительная дискуссия центрального комитета завершилась, партийные органы и отделы Штази начали распространять текст с мелкими поправками, внесенными в него ЦК на заседании, среди районных и прочих подчиненных органов. Когда примерно в 17:45 канцелярия министра юстиции запротоколировала свои возражения с текстом Лаутера, они бы уже не успели возыметь значимых последствий, даже если бы Лаутер отнесся к ним серьезно. Что касается процесса оповещения, то пресс-секретарь правительства Майер действительно получил задание обнародовать текст в 4 часа утра на следующий день, 10 ноября. Однако Кренц вскоре позабыл о собственном распоряжении, что пресс-секретарь правительства, а не партии, должен сделать заявление, или, возможно, он внезапно передумал. Как бы то ни было, эта внезапная перемена сыграла судьбоносную роль, приведя к последнему и важнейшему сбою коммуникации: организованной тем вечером пресс-конференции Шабовски.

Шабовски ненадолго появился в центральном комитете примерно в 17:00. Неизвестно, где именно он был целый день вместо того, чтобы присутствовать на заседании, – там он должен был зачитать объявление, которое подготовил для телевизионного выступления в прямом эфире перед СМИ всего мира в рамках пресс-конференции, назначенной на 18:00. Сам он позже объяснял, что консультировал журналистов. Шабовски не мог похвастать большим опытом участия в прямых эфирах на западный манер. В основном он имел дело с журналистикой «по-восточному», когда партийный лидер просто диктовал тем или иным медиа, что им сообщить об уже произошедших событиях, поэтому держать руку на пульсе событий, разворачивающихся прямо сейчас, не казалось особенно важным. Учитывая подобный опыт, неудивительно, что он считал возможным провести пресс-конференцию для международных СМИ, даже не посетив перед этим заседания центрального комитета.

Когда Шабовски заглянул в зал заседаний с вопросом, что ему сказать репортерам, Кренц вдруг вложил ему в руку составленный четверкой текст, будто бы напрочь забыв о том, что пресс-секретарю правительства Майеру уже поручили выпустить объявление. Кренц позже вспоминал, что, передавая Шабовски текст, он сказал ему, что это будут «новости мирового масштаба». Это представляется маловероятным, поскольку Шабовски даже не потрудился взглянуть на текст до эфира. Как он впоследствии заметил: зачем ему было это делать? Хотя Шабовски не присутствовал при зачитывании вслух текста во время перерыва или на кратком обсуждении во время самого заседания, он спокойно принял бумагу из рук Кренца. Как он позже выразился, «я говорю по-немецки и способен прочесть текст громко и без ошибок», так что подготовка не требовалась. Несмотря на то что ему предстояла короткая поездка до Международного пресс-центра на Моренштрассе и он мог бы взглянуть на текст в машине, он не сделал и этого. Из-за его высокомерия пресс-конференция станет символическим моментом утраты режимом своей способности руководить страной.

Более того, Шабовски едва не забыл прочесть этот текст в прямом эфире. Он начал пресс-конференцию со скучного перечисления списка имен выступавших на заседании в тот день. Местные и зарубежные журналисты, прибывшие в Восточный Берлин, чтобы его послушать, были разочарованы. Петер Бринкман, работавший в Гамбурге журналист западногерманской газеты Bild,