Видели это и гестаповцы; они не сидели сложа руки. Чем оживленнее становилась подпольная работа на заводах и верфях, среди портовых рабочих и рыбаков, тем больше свирепствовали фашисты. Аресты, иногда по ничтожному подозрению, стали обычным явлением. Доносчики процветали. Сосед предавал соседа, собутыльник — собутыльника. Часто, при семейных ссорах, жена доносила на мужа, или наоборот. Ни на кого нельзя было положиться. Люди старались держать язык за зубами, остерегались говорить, что думали. Никто никому не доверял.

Когда товарищи, с которыми Вальтер знакомился по работе, исчезали в подвалах гестапо, на него порой находил ужас. Он знал, что ему предстоит, если его опять поймают. У него было достаточно живое воображение, чтобы представить себе участь, которая ожидает его в этом случае. Муки, перенесенные в фульсбютельском карцере, показались бы ему раем. Фашисты с садистским злорадством замучили бы его насмерть. И он спрашивал себя, стоит ли такой цены то, что он может здесь сделать. Гитлеровцы разгромили рабочее движение, они душили всякое мало-мальски прогрессивное движение вообще и одну за другой закрывали даже организации буржуазно-гуманистического толка. Гитлеровская шайка будет лихорадочно вооружать страну и приложит все усилия, чтобы развязать новую мировую войну, и прежде всего войну против Советского Союза. Можно ли тут-спокойно сидеть сложа руки и со всем мириться — пусть, мол, все идет как идет? Такой вопрос задавал себе Вальтер. Ответ был один: борьба рабочего класса за мир и против фашизма не должна прекращаться ни на мгновение, каких бы жертв она ни требовала. Надо научиться так вести подпольную работу, чтобы товарищи были ограждены от предательства, чтобы никто не знал о нелегальных связях больше, чем это необходимо для выполнения заданий. Правило это, увы, далеко не всегда соблюдалось. Не хватало опыта. Надо было учиться. А за учение приходилось платить кровью.

Минуты душевного подъема переживал Вальтер в эти опасные смутные дни у радиоприемника, который оставил ему Курт Хильшер.

Из зала суда в Лейпциге передавался процесс о поджоге рейхстага. У Вальтера сердце стучало от волнения и радости, когда подсудимый, болгарский коммунист Димитров, своими вопросами приводил в смущение и замешательство нацистских свидетелей и судей.

Вальтер ликовал, слушая ответы Димитрова: они не только означали, что честь коммунизма спасена, но были еще и руководством к действию для борцов против гитлеровского фашизма.

Однажды мартовским вечером, когда Вальтер сидел, как обычно, за письменным столом, при свете небольшой настольной лампы, в стоявшем перед ним сигнальном ящике вдруг вспыхнул красный огонек.

Вальтер вскочил, схватился левой рукой за нагрудный карман, удостоверился, что деньги и документы при нем, сорвал с крючка пальто, открыл окно и выпрыгнул на задний двор. Несколько шагов — и он у смежного дома. Через небольшое оконце Вальтер проник в лестничную клетку, оттуда перебрался во двор и выбежал на Зегештрассе. Но раньше чем двинуться дальше, оглянулся по сторонам; нигде ничего подозрительного не заметил. Завернув за угол, он на ближайшей остановке сел в трамвай, шедший в восточную часть города. У Штайнтора пересел в другой, на Хаштедт. Там ему был известен один адрес — на случай крайней опасности.

Железнодорожный рабочий Рихард Крегер жил на набережной Везера в огромном доме казарменного типа, в первом этаже.

Рихарда дома не было, но его жена впустила Вальтера в квартиру. Он торопливо сказал ей несколько отрывистых слов. Она выслушала его молча.

— Дети уже спят, — проговорила она. — Пожалуйста, пройдите в комнату тихонько. Лучше всего вам тотчас же лечь… Раздевайтесь, я достану одеяло. Только вот чистого постельного белья у меня, к сожалению, нет. Думаю, ничего, правда?

Она ушла в соседнюю комнату. Вальтер снял пальто и пиджак, сбросил ботинки.

Он лежал на коротком диване, подтянув ноги. Постепенно успокоился. Никому, конечно, не придет в голову искать его здесь. Он еще раз ускользнул. Курт спас его. Что же случилось? Курта, должно быть, арестовали. Бедный, славный друг, и для него пришла пора испытаний. Но и в минуту опасности он не забыл о товарище, которого прятал у себя в каморке. Кого еще выследили гестаповцы? Или они пронюхали только о том, что он, Вальтер, скрывается у Курта?

Вальтер лежал с открытыми глазами. О сне нечего было и думать. Он только сейчас начал осматриваться и в потемках разглядел у противоположной стены детскую кроватку. На столе разложены игрушки. У дверей стоит шкаф, доходящий почти до потолка… Он спасен, да, но опасность не миновала. Полиция будет рыскать по всем вокзалам, во всех поездах, не день и не два… Но здесь он долго оставаться не может. В таком густонаселенном доме много любопытных глаз. Он ставит под удар не только себя, но и семью товарища. Рихард Крегер… Вальтер никогда не видел его. Повсюду у нас друзья, хотя такая дружба может стоить головы. Когда фрау Крегер стояла перед ним, упершись руками в бока, молчаливая, мрачная, он уж и не надеялся, что она его впустит. И она все же впустила его — и так просто… Но куда он пойдет завтра? Как уведомить товарищей и снова связаться с ними? В первую минуту он решил поехать в Гамбург и опять поселиться на чердаке у добряка Штюрка. Это было бы самое верное дело. И через Клару легче всего было бы связаться с партийным комитетом. Но ведь гестапо как раз Гамбургский вокзал и возьмет под наблюдение. Надо доехать только до Харбурга, а там сесть в трамвай. В конце концов вряд ли из-за него поднимут такую уж большую тревогу…

Наконец Вальтер уснул. Но тотчас же проснулся: дверь тихонько приоткрылась. Он прикинулся спящим. Кто-то подошел к дивану и нагнулся над ним. Мужской голос тихо произнес:

— Да, Марта, это ты хорошо сделала.

VI

Вальтеру пришлось остаться на квартире у Крегера гораздо дольше, чем он считал возможным и чем это было удобно ему и особенно хозяйке. С каждым днем она становилась резче и угрюмее, а он молчаливее и терпеливее. Крегер приходил домой и пожимал плечами. Он сообщил о Вальтере всем партийным инстанциям, но пока никакого отклика не было. Вальтер стал свидетелем супружеских ссор, причиной которых был он. Однажды до него донесся возглас мужа: «Но что тут поделаешь? Не можем же мы вышвырнуть его на улицу!» Не раз порывался Вальтер просто уйти из дому, поехать в Гамбург, к Штюрку. Но как дисциплинированный подпольщик он заставлял себя ждать. Такова была инструкция, и надо было набраться терпения.

Вальтер часами играл с двумя детьми, двухлетней Густой и четырехлетним Тони.