Шрифт:
Закладка:
На следующий день господин Кирсей не отказал себе в удовольствии проводить Вальтера до самого гребня горного хребта. Они расстались, как старые друзья, и Вальтер пообещал, что к концу отпуска обязательно заглянет в «Рюбецаль».
Очутившись на чешской стороне, он передохнул на туристской базе, выпил свою первую чашку кофе за границей и бросил последний взгляд на Германию.
II
Дорога через границу с вершины горного хребта на Шпиндельмюле, ближайший чешский городок, откуда шел автобус в областной город Гогенэльбе, была трудна, даже опасна, но необычайно красива. Эльба, вырвавшись из скал, резвыми и грациозными скачками неслась в долину через утесы и горные склоны, шумная, бурливая, своенравная. Вековые высокоствольные сосны на горных склонах, окаймлявших долину реки, стояли, как богатыри из старинной легенды.
Вальтеру казалось, что он видит детские годы какого-нибудь старого родственника, вроде добряка Густава Штюрка. Он всегда знал Эльбу только широкой, ровной рекой, спокойно катившей свои волны, давно забывшей всякие капризы и шалости, величественно текущей навстречу своему концу. А эта Эльба, резвое дитя гор, была его первой спутницей в чужой стране, на чужих дорогах, и в то же время близким другом и земляком. Вальтер прыгал с камня на камень, спускаясь в долину, широкую и ровную. Путь Эльбы был его путем. Но, разумеется, там, где Эльба описывала на равнине широкую дугу, пробивала себе дорогу сквозь горы и устремлялась в Германию, ему пришлось с ней расстаться. На родине, у ее теперешних властителей, для него было наготове лишь одно — тюрьма.
Долго ли придется прожить на чужой стороне? Может быть, годы? Удастся ли изгнать этих палачей в мундирах прежде, чем они погубят весь народ?.. Родину он покидал не с проклятием на устах, а с горячим призывом. «Сумей же, родина моя, оградить себя от тех властителей, которые правят тобой не ради тебя, а ради самих себя, которые уже сегодня покрывают тебя позором, а завтра, если они останутся вершителями твоих судеб, ввергнут тебя в преступление и кровопролитие».
Мысли его обратились к Гамбургу. Какое скопище преступников, облачившихся в великолепные мундиры, в одном лишь городе, его родном городе! Этот негодяй обер-комиссар с его бархатистыми глазами! Этот бездушный бюрократ и педант, дьявольски жестокий полицей-сенатор! Этот хауптштурмфюрер: маникюр — и глаза, горящие жаждой убийства! Этот лукавый плешивый комиссар гестапо, готовый служить каждому, кто платит. Как беспомощно осекся этот современный bravo[14], когда его пленник отказался подписать, что жив!
Но и сколько честных людей пришлось оставить Вальтеру на родине! Прекрасных людей, чистых, с возвышенной душой, подлинно благородных и человечных! Мать, отзывчивую, самоотверженную в своей никогда не иссякаемой любви к сыну и внуку, безмолвно терпеливую в несчастье, всегда, в самые тяжелые минуты находившую слово бодрости. Товарищей, ежечасно рисковавших жизнью во имя того, чтобы их братья могли жить и побеждать. Всех тех, кто в это бесчеловечное время не прятал своего лица, а гордо поднимал голову.
Да, на родине жили рядом лучшие из лучших и худшие из худших.
Добравшись до маленького городка Гогенэльбе, Вальтер позволил себе немного отдохнуть и зашел в ресторан. Поезд на Прагу уходил через час.
И еще раз он увидел Эльбу. Едва только она, оставив позади горы, дикие ущелья, отвесные скалы, достигает широкой равнины, как разливается вширь и вглубь, и люди заставляют ее служить себе. Она несет деревянные плоты, баржи с людьми и грузом, а немного ниже, с того места, где она соединяется с чешской рекой Влтавой, — катера и пароходы. Поезд еще некоторое время шел вдоль берега, а когда полотно железной дороги и ложе реки разошлись в разные стороны, Вальтер долго глядел вслед Эльбе. Отсюда она текла в Германию, мимо Гамбурга, а его, сына этого города на Эльбе, мчал поезд на чужбину, в Прагу.
III
Троица в Праге! Что это — сон?
Тысячелетний стобашенный город сиял, словно юная невеста — весна. Как зачарованный бродил Вальтер по улицам и переулкам. На улице Мелантриха, возле старой ратуши, он попал в шумную толпу базара. Никогда не видел он таких чудесных фруктов, таких вязок лука и чеснока, никогда не видел евреев с такими пышными раввинскими бородами. Был здесь, разумеется, и шарманщик с деревяшкой вместо ноги; деревянные карлики на его музыкальном ящике ритмически взмахивали молоточками, изображая тяжелую долю горняка. А вокруг — точно декорации, нарочито подобранные для пьесы: башни, фронтоны, балкончики, колоннады, строгие готические ворота, пышные фасады барокко. С Карлова моста Вальтер увидел гордо высившийся по ту сторону Влтавы Град в кольце парков и садов, проливавших на весь город волну по-весеннему крепких, настоянных на солнечном тепле ароматов. Очаровательная, радостно красочная Прага, город, устремившийся ввысь, искрящийся золотом и лазурью башен, город алых черепичных крыш, старинных тихих переулков и оживленных торговых улиц, где витрины, сияя своим постоянно обновляемым великолепием, весело улыбаются прохожему.
Вальтер, влекомый людским потоком, шел вдоль Влтавы, через Карлов мост, через Вацлавскую площадь, мимо Пороховой башни, благоговея перед этой тысячелетней стариной, чудесным творением бесчисленных поколений.
Вальтер побывал в эмигрантском комитете. Там его накормили, снабдили небольшой суммой в чешских кронах и дали записку, по которой ему предоставили койку в эмигрантской гостинице, помещавшейся в Старом городе, недалеко от Влтавы. Завтра он встретится с политическими руководителями эмигрантской партийной организации в Праге. Среди товарищей, с которыми он познакомился, были саксонцы, силезцы, баварцы; эмигрантов из Гамбурга он здесь не встретил, они большей частью направлялись в Копенгаген или Стокгольм.
Партия ведь была вездесущей матерью с миллионами заботливых рук. В Германии, загнанная в подполье, выслеживаемая, травимая, она существовала в каждом городе, на каждом заводе, на каждой улице. Она была в Париже и Цюрихе, в Лондоне и Праге. Кто ее не покидал, того и она не покидала. Кто стоял за нее и за рабочий класс, за того стояла и она. Кто был ее сыном, имел братьев и друзей во всем мире.
Обогнув Пороховую башню, Вальтер вновь вышел к Влтаве. Через висячий мост он попал в часть города, называемую Бубной. Ему все здесь нравилось, он чувствовал себя путешественником, делающим все новые и новые открытия. Он проходил мимо обширных стадионов, по прямым, как стрела, улицам современного типа со множеством новых жилых домов. Движение здесь было не менее оживленным, чем в центре города; но улицы, обсаженные деревьями, были шире и казались аллеями парка.
У одного здания он увидел толпу. Сюда с песнями подходили группы девушек и юношей. Продавцы газет выкрикивали:
— «Руде право»… «Руде право»…
На
