Шрифт:
Закладка:
Маг с интересом разглядывал развешанные по всему шатру травы и растения. А вот Холд внимательно рассматривал самого Нюнхо. Платье шамана представляло собой кафтан из выделанной кожи, спереди настолько короткий, что не закрывал колен, а сзади длинный, до самой земли; все края его были отделаны бахромой из пучков тонко нарезанной ро́вдуги[3]; на груди висело несколько оберегов, значения которых демон не знал.
Инстинктивно гости понимали: нельзя говорить, нельзя издавать ни звука. Хозилу казалось, что его голова вдруг стала абсолютно пуста. А Холд впервые за долгое время ощущал теплый покой. Внезапно шаман гулко ударил в большой бубен, обтянутый кожей цвета остывшей крови. На ней был краской изображен символ, обозначающий гармонию миров. Демон видел его в своих книгах. Этот рисунок отражает способность шаманов перемещаться не телом, но разумом и энергией между любыми из существующих миров. Считается, что такое путешествие не имеет ни конца, ни начала и совершается постоянно, без остановок. Оно вечно, как вечно течение ручья, – и столь же просто и естественно. Для шамана, конечно. Иным существам не удается хотя бы немного приблизиться к пониманию и сути этих духовных путешествий.
– Вы пришли пробудить силу демона, – наконец произнес Нюнхо, не открывая глаз. Его голос был глубоким и похожим на тяжелое гудение.
Хозил и Холд переглянулись, но не ответили, поскольку ни намека на вопросительную интонацию в словах шамана не было. Он снова ударил в бубен, и гул наполнил шатер, будто был водою.
– Твоя сила спит, – сказал Нюнхо. – Она застыла из-за долгого отсутствия.
– И ты можешь ее пробудить, шаман? – спросил демон.
Теперь удар бубна был звонким и твердым.
– Да.
– Что мне следует сделать?
– Дай силе испить твоей крови и узнать в тебе своего хозяина.
Бубен задрожал, и все в шатре, кажется, зарокотало.
– Но странно, что сон твоей силы волнует тебя не так, как иное.
Шаман открыл глаза. Они были, как и у многих шаманов Ночного Базара, серебристо-белыми, подобными луне.
– Ты хочешь знать, как вернуть смертного мальчика.
– Да, – выдохнул Холд и замер.
– Что ж, у меня есть ответ на твой вопрос. Но я не имею права его озвучить.
– Но почему? – спросил демон дрогнувшим голосом и почувствовал себя слабым как никогда.
– Ответ найдет тебя сам, а я не могу вмешиваться в волю Ночного Базара. Только одно сказать в моей власти. Признай.
– Признать? Что признать? – растерянно спросил демон.
– Признай.
Шаман снова закрыл глаза и больше не проронил ни слова. Маг и демон поняли, что пора уходить. Откинув полог, Холд глубоко вдохнул и не сразу понял, почему воздух такой холодный. Он взглянул на небо: луна была вечерней.
– Эм-м-м, – проронил Хозил, озираясь. – Мы же были там минут десять от силы, нет? И зашли на самой светлой луне? Куда делась целая ночь? Воистину, неисповедимы чудеса Ночного Базара… – маг тяжело вздохнул. – И что это было?
Холд только пожал плечами, не отводя грустного взгляда от неба.
– Ответы, – сказал он. – Или новые загадки. В любом случае и то и то – огоньки, по которым следует проложить свой путь.
Маг хотел хлопнуть демона по спине и назвать старым рохлей, но печаль того была такой сильной, что лекарь только прошептал:
– Значит, проложим.
* * *
По дороге обратно разговаривали они мало. Демон шел медленно, погруженный в свои мысли. Хозил точно знал, о чем – точнее, о ком – они были. О Казе, конечно.
«И до чего же старый демон успел привязаться к этому мальчишке! Еще и к человеку!» – думал маг. Он пытался понять Холда, но никак не выходило.
Привязанность считалась слабостью. Она не помогала бизнесу, наоборот, становилась предвестником скорой его кончины. Ни-че-го лич-но-го. Никогда, ни с кем, без исключений. Это правило в мире торговцев ночи появилось не просто так! Чтобы объединить дела и хозяйства, многие существа образовывали пару с выбранным партнером. Люди это часто называют семьей. В таких партнерствах было место уважению, честности, иногда даже любви – ну, в понимании нечисти, конечно. Но никогда там не было привязанности. Потому что, случись непредвиденная сделка с тяжелыми условиями, каждый должен выбрать собственную выгоду и прибыль. Так повелось. И уж точно никто из Ночного Базара за всю его историю не выбирал в партнеры человека. Никто – кроме Холда. И Хозил, как ни бился, не мог разгадать эту одержимость демона. «Люди абсолютно ненадежные существа, – мысленно бубнил маг, шаркая по песчаной косе. – Они предают, уходят, и вообще срок годности у них маленький, всего-то лет восемьдесят, ну, может, сто – в лучшем случае, при тщательном уходе…»
– Давай подумаем, что имел в виду шаман? – предложил Хозил, чтобы хотя бы ненадолго отвлечься и перестать осуждать демона. – Он сказал: признай. Что это может значить? Шаманы же всегда говорят шарадами и метафорами, да? Признай-знай-знай… М-м-м… Признать можно вину. Ты виновен в чем-то?
– Только в том, что с тобой связался, – буркнул демон.
– Признать можно поражение. Но ты пока вроде бы не до конца повержен, хоть и выглядишь как ветошь. Огромная злая гора ветоши! Все, я понял! – воскликнул Хозил и даже остановился. – Ты должен признать правоту!
– Чью?
– Да мою, конечно!
– И в чем же ты прав?
– Так буквально же во всем, – начал было лекарь, но сник под тяжелым взглядом.
– Кончай шутовство, Хозил, – устало сказал Холд, и магу стало страшно как никогда: демон впервые назвал его по имени.
Они ненадолго заглянули в гостевой шатер к Кессии и Гзилу обменялись уважительными поклонами, забрали вещи (Хозил успел ухватить еще жирный кусок угря с головой, сладостно заявив: «Глаза – самое вкусное», чем вызвал гордую улыбку хозяина-ифрита) и вновь отправились к Непоколебимому озеру.
Если бы существовало слово, описавшее Холда в эти минуты лучше, чем «молчаливый», Хозил бы непременно его употребил. Несомненно, напоминание о Казе вновь надломило демона. Маг даже думал, а будет ли прок от пробуждения силы в кулоне, если его хозяин очевидно сдает с каждым днем.
На самом берегу Холд молчаливо расстегнул несколько пуговиц рубашки, взял кулон в руку, не снимая цепочки с шеи, а другой нещадно полоснул себя под ключицей малым ятаганом – и подставил хранилище своей энергии под брызнувшую кровь.
– Пей, проснись и узри своего хозяина, – сказал демон, и тут же красный камень в кулоне засиял, как фонарик на палатке торговца, только что заключившего самую выгодную сделку за свою жизнь.
