Заметьте, что это полностью совпадает с рассказом Раша Лимбо о Сандре Флюк. Лимбо утверждал, что она обязана оказывать ему и его слушателям сексуальные услуги в обмен на их деньги (т. е. налоги), если ее рецепт на противозачаточные таблетки будет покрываться медицинской страховкой. Но, конечно, Лимбо не хотел, чтобы его высказывания воспринимались буквально. По сути, он предлагал некий аргумент, сводящийся к абсурду. Флюк не должна давать им секс, предположительно. Поэтому они не должны давать ей "свои" деньги.

Это ужасный аргумент, даже с точки зрения подобных вещей: он основан на извращении логики собственности и налогообложения до неузнаваемости. (Не говоря уже о двойных стандартах, учитывая, что виагра, например, покрывается, как было широко отмечено; кроме того, есть факт, что либеральные женщины тоже платят свои налоги). Но меня интересует менталитет, который она предает. И это не психологический вопрос (Лимбо, насколько мы знаем, мог быть актером, то есть циничным спектаклем), а предательское понимание того, кому что принадлежит в социальном плане и кто имеет право на чью-либо личность - не только на тело, но и на разум, на способность к выбору, воле и агентству. Кто, как предполагается, имеет право на преимущества ее внимания, на то, чтобы она ориентировалась на него и делала его своим приоритетом? Как можно предположить по выбору местоимений, некоторые мужчины, особенно те, кто обладает сравнительно высокой степенью власти и привилегий, похоже, обладают этим собственническим чувством в отношении женщин в гораздо большей степени, чем наоборот, во многих областях, как станет ясно к концу книги. И когда это чувство оспаривается, нарушается, нарушается или находится под угрозой, это часто становится толчком к женоненавистничеству по отношению к ней - или, в некоторых случаях, к насилию над соперниками-мужчинами, посягнувшими на его предполагаемую собственность. Он также может захватить то, что, по его мнению, ему причитается от нее: то есть то, что, как предполагается, ему дала женщина, и то, что, как предполагается, должно достаться ему.

Важнейшее осложнение во всем этом, на которое указывают случаи Роджера и Лимбо, заключается в том, что не существует конкретной женщины, от которой можно было бы потребовать якобы причитающееся им по праву, или обвинить ее в попытке обмануть их (опять же, согласно извращенной логике их женоненавистничества). Вместо этого каждый из них создал рассказ, в котором прослеживается туманная, круговая связь либо между ними самими (в случае Роджера), либо от имени его слушателей (в случае Лимбо). В конце связи - и истории - появляется представительная женщина, которая служит козлом отпущения за обидное отсутствие. (Или, действительно, двойное отсутствие для Роджера: грех бездействия, совершенный никем конкретно). Отсюда необходимость Роджера найти женщину примерно того типа, который, по его мнению, жестоко его обделил; а она, судя по его обидам, обделила его самого. Она не просто не замечала его; она намеренно игнорировала его. И не просто игнорировала: она была слишком заносчива, чтобы замечать. Он не просто чувствовал себя невидимым для нее: она заставляла его чувствовать себя никем, ничтожеством, меньше, чем человеком.

И поэтому он отнесется к ней по-доброму - или, скорее, отплатит ей вдвойне. Он уничтожит ее и ее сестер по сестринству: целый дом свидетельств несправедливости мира к нему и наказание для тех, кто совершил "преступление" (как он выразился), разочаровав его.2

Обратите внимание, сколько женщин потенциально могут подвергнуться подобному насилию, даже если риск того, что это произойдет на самом деле, довольно низок - вспышка Роджера была особенно жестокой реакцией на обычную обиду. Но могут быть и менее неприятные последствия. Более того, если кто-то, примерно как вы, станет козлом отпущения или мишенью, то вы присоединитесь к классу тех, кто подвергся нетипичному виду преступления: акт возмездия, совершенный против вас совершенно незнакомым человеком, который, однако, специально выследил вас (вспомним, как Роджер преследовал своих жертв). Нет ничего иррационального в том, что это вызывает тревогу.3

ЧТО ОНА МОЖЕТ ДАТЬ

Эта идея о том, что женщина должна или обязана давать: почему она сохраняется? И что она включает в себя, помимо только что упомянутых товаров и услуг?

Одна из причин, по которой она сохраняется, заключается, как мне кажется, в том, что товары действительно ценны: они действительно хороши, а их отсутствие - плохо. Естественно, что люди хотят их; некоторые из них даже необходимы. Подумайте, что наряду с привязанностью, обожанием, потаканием и т. д. к таким товарам и услугам с женским кодом относятся простое уважение, любовь, принятие, забота, безопасность, защищенность и надежное убежище. Есть доброта и сострадание, моральное внимание, забота, беспокойство и успокоение. Эти формы эмоционального и социального труда выходят за рамки более осязаемых репродуктивных и домашних услуг, которые, возможно, в меньшей степени ожидаются от женщин, или же стали более равномерно распределяться (соответственно) в некоторых гетеросексуальных партнерствах. Менее осязаемые формы работы - это все же работа; но это не "занятая работа", чья "обязательность" (по выражению философа-моралиста Дж. Л. Макки) обусловлена капиталистической идеологией, которая вводит в заблуждение относительно того, как должна выглядеть хорошая и осмысленная человеческая жизнь. Как гласит сексистская пословица, работа, закодированная в женском роде, требует выполнения - и именно поэтому она никогда не выполняется. И так происходит не только дома, но и на рабочем месте, и не только в частной, но и в общественной сфере, а также во многих гражданских взаимодействиях, если они должны быть гражданскими.

Поэтому неудивительно, что эта работа часто охраняется моральными санкциями и воспринимается женщинами как "обязательная". Кроме того, существует угроза лишения социального одобрения в случае невыполнения этих обязанностей и стимул в виде любви и благодарности, если они выполняются охотно и с радостью.4

А если женщинам не только поручают делать больше, чем положено, но и подвергают более серьезным негативным последствиям за уклонение от выполнения своих предполагаемых обязанностей, то это, конечно, усугубляет проблему. По сути, она будет давать, а он будет брать; иначе она может быть наказана, если речь идет о соответствующих женских формах труда по уходу (см. Hochschild and Machung 1989 о "проблеме второй смены").

Публичность многих из этих санкций еще больше усиливает гендерную экономику морального и социального труда. Другими словами, женоненавистничество, направленное на одну женщину в общественной жизни, может служить предупреждением для других, чтобы они не следовали ее примеру и даже не оказывали ей публичной поддержки. Женская поддержка может также ревностно охраняться и скрываться в