Она много занималась моделингом, училась в школе, у нее появилось больше друзей среди сверстников. Я был занят управлением группой, а она проводила больше времени в одиночестве, сочиняя музыку.

И вдруг все факты начали складываться в пользу того, что она проводила больше времени с новым ритм-гитаристом и соавтором песен Dirty, чем со мной.

Я и не предполагал, что это произойдет.

Но я видел, как это происходило прямо передо мной, как медленное, чертовски замедленное крушение поезда с силой локомотива, который я не мог остановить.

С тех пор все пошло по наклонной.

Я искал ее по всему дому, немного обезумев… я уже почти смирился с тем фактом, что я кусок дерьма, потому что она ушла с вечеринки, а я не успел взять себя в руки, чтобы извиниться за свое поведение. Когда я, спотыкаясь, вышел через заднюю дверь, то наткнулся прямо на нее.

Она направлялась в дом, и мы буквально столкнулись, потому что я был пьян. Джесса пыталась удержать меня, чтобы я не упал лицом вниз, и я держался за нее не потому, что боялся упасть, а потому, что не хотел, чтобы она уходила. Я был так чертовски рад ее видеть.

– Джесса, – сказал я, и мой голос прозвучал хрипло и жалко, – ты здесь.

– Потанцуй со мной, – сказала она, держась за меня. Я держался за нее.

Потом она зарылась лицом в мою футболку.

На акустической системе в комнате для вечеринок играла группа The Black Keys, музыка лилась из окон в темноту вокруг нас, но я просто стоял там, как идиот, шатающийся и пьяный.

– Что?

– Это мой выпускной, – сказала она, посмотрев на меня, все еще уткнувшись лицом в мою рубашку. – Мне следует потанцевать.

– Ты еще не танцевала?

Она начала вырываться.

– Ты можешь хоть раз не превращать это в ссору и потанцевать со мной?

Я притянул ее к себе, прежде чем она успела отстраниться, и стал с ней медленно танцевать. Мы почти не двигались, просто слегка покачивались в такт музыке и держались друг за друга. В основном потому, что если я сделаю еще что-нибудь, то могу потерять равновесие и увлечь ее за собой.

Я просто крепко обнял ее и зарылся лицом в ее волосы, вдыхая запах.

Джесса.

Это происходит?

Почему это происходит?

Почему она не танцевала?

Когда ее сердце билось рядом со мной, ее дыхание согревало мне грудь через футболку, а руки крепко обхватывали меня сзади за шею, все, что я мог чувствовать в своем жалком состоянии, – это ревность.

Пузырящуюся, гноящуюся ревность.

Потому что я видел Сета через окна в комнате для вечеринок.

Он появился около часа назад. Похоже, у него выдалась тяжелая ночка, но я был уверен, что он и близко не подходил к Джессе, потому что не спускал с него глаз с тех пор, как он приехал. Я все больше и больше присматривался к Сету по разным причинам: некоторые из них были связаны с запрещенными веществами, а еще больше – с Джессой.

Она никогда не говорила, что встречается с ним или с кем-то еще. И не так, как я ожидал от нее. Джесси, вероятно, был бы в шоке, если бы она начала открыто встречаться с Сетом Бразерсом. Во-первых, он был на три года старше ее, что, по мнению Джесси, уже слишком много. С другой стороны, Сету нравились запрещенные вещества гораздо больше, чем что-либо другое.

За последние несколько лет Джесса научилась многое скрывать от брата. Если она и устраивала вечеринки, пила или курила, то, скорее всего, Джесси пребывал в блаженном неведении об этом. Меня это не слишком волновало, пока не стало казаться, что я тоже исключен из ее списка избранных.

А Сет, очевидно, нет.

Почему она решила посвятить его, именно его, в свой очень скрытный круг общения, было выше моего понимания. Почему она так много времени проводили вместе – было выше моего понимания.

Мне нравился Сет. Всем нравился.

Мне не нравились их взаимоотношения с Джессой.

Но как я мог выражать недовольство по поводу того единственного, что было у нее в жизни и что, казалось, приносило ей хоть какой-то комфорт? Комфорт, который, по-видимому, я не мог ей обеспечить.

Потому что Джесса, черт возьми, больше не обращалась ко мне, когда ей что-то было нужно. Она перестала приходить ко мне примерно в то время, когда на сцене появился Сет, и я не был гребаным идиотом. Но, как бы ни пытался осознать это, я не мог позволить себе поверить, что Джесса отдалась Сету.

Только не она.

Джесса Мэйс была и всегда будет для меня девственницей – до того дня, когда я займусь с ней сексом. Даже представить невозможно ее с кем-то другим.

Я не мог этого вынести.

И да, это говорило мое дурацкое мужское самолюбие. Потому что я не мог вынести, что Сет или кто-то другой попробовал ее на вкус первым.

Нет. Опять бред.

Я вообще не мог представить, чтобы он хотя бы прикоснулся к ней.

И, согласно одному невероятно опрометчивому замечанию, которое он бросил мне в лицо, когда я заговорил с ним на эту тему в конце прошлого года, так оно и было.

В итоге у него был синяк под глазом и выбит зуб, и я не разговаривал с ним весь декабрь. Но это был глупый поступок, поскольку он являлся не только моим другом, но и клиентом, и частью Dirty, и все такое дерьмо.

Поэтому я перестал разговаривать с Джессой.

Я сказал себе, что позволю ей выбрать.

Три долгих года назад я сказал ей, что буду ждать ее, и если она захочет меня, то придет ко мне.

Я сказал ей, что подожду год, но, черт возьми, я ждал до сих пор.

И это съедало меня кусочек за чертовым кусочком.

На следующее утро я припарковался на улице перед домом Долли, где Джесса жила с тех пор, как умерла ее мама. Шел дождь, и все вокруг окутывала серая дымка. Я же испытывал ужасное похмелье.

Джесса молча сидела на пассажирском сиденье, медленно отстегивая ремень безопасности. На ней была моя футболка с надписью Led Zeppelin и лосины с блестками. Прошлой ночью, после того как мы потанцевали вместе в темноте, она спала в моей постели, полностью одетая. И хотя она спала рядом, обнимая меня всю ночь, я не мог сказать, что это было хорошо.

Такое случалось не в первый раз. Но это было очень, очень давно.

Чаще всего я заставал ее там посреди ночи после какой-нибудь вечеринки, и чаще всего она была пьяна. Но она крепко обнимала меня, когда я ложился рядом с ней, и, если была достаточно бодрой, то целовала меня.

Я целовал ее в ответ.

Но если я когда-нибудь пытался дотронуться до нее – а я пытался, – она останавливала меня.

Я не давил на нее. Я не нарушал ее границ. Я не трогал ее, говоря себе, что она станет моей, когда будет готова.

Прошлой ночью она поцеловала меня так же, как раньше. Я ответил на ее поцелуй, развязно и пьяно, благодарно, отчаянно, обезумев от любви к ней. Потом я почувствовал солоноватый привкус на ее губах.

Она плакала.

Она не издавала ни звука, но слезы текли по ее щекам. Я приподнял ее голову, а затем прижал к себе и держал