Маркос глубоко вздохнул и выпалил все, что знал, на демотическом греческом:

— Он путешествовал по Египту, был очень красив и написал тысячи прекрасных акростихов, двустиший и прочей поэзии. Он был одним из Семи мудрецов и близким другом Солона[72]. Дожил до семидесяти. Его знаменитым афоризмом «Мера важнее всего» греки восхищаются и поныне.

— Но не следуют этому предписанию, — сухо сказал Гидеон.

Маркос отвел взгляд, притворившись, что не слышал этой реплики.

— Он и Пифагор были первыми, кто позволил женщинам приобщиться к наукам, — сказал он, очаровательно скалясь в сторону Э. — Его дочь Клеобулина также была писательницей и оставила много прекрасных стихов.

Становилось прохладно. Мы неспешно прошлись по крепостной стене, посмотрели на заливчик, где, согласно популярному преданию, потерпел крушение корабль Святого Павла во время одного из его многочисленных странствий. В открытом море потихоньку мерк свет над четырьмя островками, на которые нам указал Маркос: четвертый был лишь крошечной скалой, которую во время шторма захлестывало полностью.

— Смотрите, — сказал гид, — эти острова называют Тетраполис.

— Кто называет?

— Все. Жители Линдоса. Говорят, в древности там стояли четыре города, ушедшие под воду во время большого землетрясения.

Гидеон забеспокоился. Он предпочитал более четкие границы между легендами и достоверными фактами.

— Кто это говорит? — потребовал он ответа — и надо отдать ему полную справедливость, историю о Тетраполисе нельзя найти ни в одном из авторитетных источников.

— Так говорили еще до рождения моего деда.

— Но кто?

Маркос начал терять терпение. Он махнул рукой, как волшебной палочкой, в сторону деревни, лежавшей в сумерках внизу.

— Все, — сказал он несколько обиженно.

— Это правда? — не отставал Гидеон.

Маркос энергично закивал.

— Так мне сказали охотники за губками. Они каждое лето работали на этом побережье, и я каждый день пил с ними в таверне. Они, когда ныряли, видели под водой мраморные колонны и статуи. Как-то раз они дали мне несколько монет, которые подняли со диа, и я обменял их у немцев на хлеб.

В ту ночь мы хорошо выспались в таверне, а на следующее утро лихо покатили к Родосу, проезжая иногда по каменистому бездорожью, чтобы попасть на зеленые равнины Калато. Справа от нас на побережье виднелись зубчатые руины Фераклеи, но Гидеон, бывавший там раньше, заверил нас, что от крепости остались одни булыжники, к тому же там вокруг сплошные минные поля, местность очень опасная для туристов.

Мы проехали через Малону и мимо опаленных солнцем ферм, которые субсидировало итальянское правительство, поселившее на них фермеров из Сиены — то был один из богатейших сельскохозяйственных районов Родоса. Здесь Гидеон остановился переговорить со своим итальянским инспектором. Многие семьи ожидали, когда можно будет вернуться в Италию, но по-прежнему работали в поле, как всегда улыбаясь и напевая.

Дорога, обернувшись вокруг столба — горы под названием Цамбика, идет через ущелье, так что во вторую долину выезжаешь почти так же неожиданно, как к Линдосу.

И вот мы наконец-то взобрались на последний горный хребет, повернув, увидели вдалеке шпили и башни столицы. Здесь мы остановились выпить по чашке кофе, прежде чем разъехаться по делам. Пили мы его под оливой, сидя на сухой траве, уже пробуждающейся под барабанную дробь цикад.

У меня обрывается сердце, когда я представляю все эти гранки, письма, папки, ждущие меня.

Миллз заводит машину и не спеша садится за руль. — У нас есть еще немного времени, — говорит он, — пока нас не раскидали по всему миру.

Кавалькада трогается, оставив за собой шлейф пыли.

Глава VII

Эпоха рыцарей

Когда в палящем зноем июле 1099 года крестоносцы наконец-то взяли Иерусалим, родосцы могли бы заявить, что это и их победа, хотя они и не были причастны к ужасающей бойне, которая последовала за ней: около семидесяти тысяч человек были зверски убиты на улицах, после чего крестоносцы опустились на колени на залитые кровью булыжники у Гроба Господня, «плача, ибо радость их была слишком велика», чтобы возблагодарить Всевышнего за победу. Корабли с Родоса доставляли провиант осаждающим. Но и до того остров посылал припасы крестоносцам, когда те разбили лагерь у Антиохии. Эта поддержка была следствием скорее религиозных, нежели политических предпочтений родосцев, впрочем, в ту эпоху трудно отделить одно от другого.

И все же о прямой связи рыцарей-иоаннитов с Родосом можно говорить лишь предположительно, ссылаясь на единичные эпизоды, поскольку это лишь малая часть грандиозной истории рыцарства, выходящей за временные рамки истории острова. Очень долго сам Родос пребывал, если можно так выразиться, на задворках этого огромного поля битвы.

Его значение начало возрастать, когда рыцарей изгнали из Иерусалима, и те укрылись на Кипре — в 1291 году. В ту пору, будучи номинальным владением императора Константинопольского[73], остров, по сути, был отдан на милость генуэзцев, которые им правили и — в качестве союзников Византии — пользовались своего рода пиратской лицензией в гаванях и бухтах Родоса, где снаряжали свои галеры для нападения на богатые торговые караваны Венеции в Средиземноморье.

Одним из первых в перечне этих негодяев, которые присваивали себе титул Адмирала, стоит Виньоло де Виньоли. Это он предложил Великому Магистру рыцарей Святого Иоанна овладеть Родосом и сопредельными островами. Остров был его базой, откуда этот разбойник совершил набеги на Кипр, и, вероятно, он все больше осознавал, какую силу представляют собой рыцари, порой пересекающие пути его разбойничьих экспедиций. А кроме того, ему постоянно докучали турки, нападавшие из бухт и заливов нынешней Анатолии. Они практически отрезали острова от материка. Они-то и вынудили Виньоли полностью сосредоточиться на своем коварном замысле. Ведь каждый раз, возвращаясь после нападения на венецианские караваны, он только и слышал, что натворили турки в его отсутствие: сожгли город, потопили несколько галер, вырубили лес на одном из островов… Почему бы, подумал Виньол и, не решить одним махом три проблемы: нейтрализовать кипрских рыцарей[74], заключив с ними союз, убедить их объединить острова Додеканес в борьбе против турок; и оставить себе полную свободу действий?

Фульк де Вилларе, Великий Магистр рыцарей-госпитальеров, был человеком ответственным и осторожным, неусыпно пекущимся о своем Ордене и о вере, ради которой тот был основан; Виньоли же был дерзок и умел убеждать. Стратегическая ценность плана была очевидна — поскольку острова Додеканес, как их теперь называют[75], обеспечили бы крестоносцам естественную вторую линию обороны, те и сами наверняка понимали, что слишком удлинили линии сообщения с Европой, от которой зависели. После потери Иерусалима Кипр стал похож на ненадежные мостки, которые уже почти